Артамонов Иванович - КУДЕЯР

Жилые и хозяйственные постройки срублены из добротных толстых брёвен, благо леса под Москвой достаточно. Для жилых хором москвичи предпочитали сосну, из её прямых ровных стволов можно было собирать без щелей даже крупные срубы. Такие дома были сухи, долго не гнили. Хозяйственные же постройки обычно сооружали из дуба, который из всех других пород выделялся своей прочностью.

Кудеяр с любопытством рассматривал дома московских вельмож, видневшиеся за высокими заборами. Все они стояли в глубине дворов на расстоянии десяти- двадцати саженей от ворот. Через ворота можно было попасть на мощёный, так называемый чистый двор, расположенный перед теремом. Сзади хором виднелись пристройки для слуг, конюшни, коровники, курятники, неудивительно, что задний двор был почти целиком покрыт навозом, поэтому от дома до хозяйственных построек вели узкие дорожки, мощённые досками и дранкой. Справа и слева от боярских хором виднелись сады с плодовыми деревьями и огороды, засаженные овощами. Потому по московским улицам гуляют ядрёные ароматы укропа, чеснока, огурцов. Особенно занятны терема знати. Многие из них в два-три яруса с башенками и гульбищами, окна украшены затейливыми наличниками.

Тут на гульбище ближнего дома выбежал нарядно одетый парень, ловко перемахнул через перила, минуту повисел на руках и, приземлившись, кинулся к забору. Дверь дома распахнулась, на крыльцо вывалила орава слуг во главе с хозяином. Слуги бестолково суетились, орали. Между тем добрый молодец уселся на частоколе верхом и, приложив к носу растопыренную пятерню, принялся дразнить преследователей:

— А ну поспешайте, лежебоки, не то боярин Головин всыплет вам по заднему месту!

Когда слуги были уже близко, парень спрыгнул с забора, но неудачно: его пояс накрепко зацепился за острый конец бревна. Шутник оказался в незавидном положении: часть слуг взбиралась уже на забор, другие устремились через передний двор к воротам, ещё мгновение — и парню несдобровать.

Кудеяр кинулся к нему, отцепил пояс.

— Бежим, не то слуги Фомы Головина сцапают нас! — крикнул парень своему спасителю. Пробежали до конца улицы, свернули налево, потом направо. Притаились за углом, выжидая, не покажутся ли преследователи. Никто не гнался за ними.

— Спасибо тебе, друже, что помог мне. Фома Головин дюже лют на меня за то, что я к дочке его, Феклуше, наведываюсь. Люба она мне, да и я ей мил. А вот родитель никак не хочет, чтобы мы были вместе, потому и приходится сигать с гульбища. Как тебя кличут?

— Кудеяром.

— А меня Фёдором Овчиной. Наверно, у тебя тоже зазноба есть?

У Фёдора лицо открытое, улыбчивое, лет ему столько же, сколько Кудеяру. Иному Кудеяр ни за что бы не стал рассказывать об Ольке, а ему доверился, поведал обо всём, что с ней случилось. Выслушав, Овчина крепко схватил его за руки.

— Андрей Шуйский, говоришь, виновен в смерти твоей зазнобы? Не человек он — зверь лютый! Четыре года минуло с той поры, как отца моего заточил в темницу и там уморил голодом.

Настала пора Кудеяру выражать сочувствие Фёдору. Тот, успокоившись, продолжал:

— Много зла чинит Андрей Шуйский всей земле Русской. Что ж ты намерен делать?

— Решил я убить его, чтобы кровью своей заплатил он за смерть Ольки.

Фёдор недоверчиво покачал головой.

— Убить Шуйского не так-то просто, зорко охраняют его верные прихвостни, без них он нигде не показывается. Да и нужно ли без суда убивать человека? Знаешь что, — загорелся вдруг он, — завтра вечером государь отправляется вместе с детьми боярскими за город, я сделаю так, чтобы он выслушал тебя. Может быть, узнав о новых злодеяниях Андрея Шуйского, великий князь наконец-то решится покарать его. Лошадь у тебя есть?

— Есть.

— Так ты завтра об эту же пору жди меня на Варварском крестце.

Варварский крестец Кудеяр нашёл возле церкви святой Варвары, в самом оживлённом месте московского торжища. Напротив церкви за прочной оградой притаился Панский двор, где жили литовские послы. Фёдор Овчина явился вместе со своим дружком, весёлым горбоносым Ваней Дорогобужским родом из Твери. Отец Вани — Иван Пороша вскоре после рождения сына погиб под Казанью. Вдова вышла замуж за влиятельного боярина Ивана Петровича Фёдорова, владевшего большими поместьями в Белозерском крае. Иван почитал спокойного и рассудительного отчима за отца.

Вскоре к ним присоединился тихий, застенчивый отрок.

— А это боярский сын Матюша Башкин, — представил его Кудеяру Фёдор. — Набожен Матюша, дни и ночи Священное писание читает, в каждом слове тайный смысл ищет.

Со стороны Кремля послышался нарастающий шум. Через минуту на Варварку выметнулась группа всадников, неистово погонявших лошадей. Впереди на белом стройном коне скакал двенадцатилетний отрок. Кудеяр успел приметить, что он высок для своих лет, плечи его подняты вверх, грудь широкая, нос удлинённый, глаза блестят. Фёдор махнул Кудеяру рукой, и они присоединились к следовавшим за государем детям боярским.

Великий шум сопровождал всадников: испуганно гоготали гуси, кудахтали куры. Застигнутые врасплох, они во множестве погибали, будучи раздавленными копытами коней. Проклятия москвичей неслись вслед государю и его спутникам. Так миновали Варварские ворота, Конскую площадь, Большой Посад [80] В середине XVI века так называлась та часть города, которая располагалась между Неглинной и Москвой-рекой до Яузы. . По Солянке всадники выехали к Яузским воротам Белого города. На берегу Яузы в месте её впадения в Москву-реку спешились. Вечерние сумерки окутали город, вокруг было тихо, покойно. Отроки, побросав одежды, затеяли купание.

Ваня держался особняком от резвившихся друзей, он задумчиво смотрел в сторону Замоскворечья, поросшего садами.

— Государь, — тихо обратился к нему Фёдор Овчина, — из Заволжья в Москву приехал вот этот человек, чтобы бить тебе челом о злодеяниях боярина Андрея Шуйского. Ваня нахмурил брови, пристально глянул в глаза Кудеяра.

— Какие же такие злодеяния совершил Андрей Шуйский в Заволжье?

— Приехав в свою вотчину село Веденеево; боярин Шуйский приказал своим слугам привести к нему на ночь мою невесту Ольку Финогенову, а потом отдал её слугам, чтобы те измывались над нею. Олька не стерпела позора, наложила на себя руки.

Юный государь крепко сжал зубы, лёгкий румянец, появившийся было на его щеках во время скачки, сошёл с лица, глаза зажглись гневом.

— Хотел бы напомнить, государь, — вновь заговорил Фёдор, — что Шуйские отца моего ни за что ни про что заточили в темницу и там уморили голодом.

— Всё помню, Фёдор, — хрипло сказал отрок.

Он круто повернулся, вскочил на коня и, огрев его плетью, быстро устремился в сторону Москвы.