Владимир Понизовский - Заговор генералов

— Филоненко заканчивает работу над нею в Ставке. Затем записку просмотрю я.

— Превосходно! Пусть в нее будут включены жесткие требования. Нам желательно, чтобы они исходили от главковерха, а мы бы лишь утвердили их.

— Сегодня же передам в Ставку.

— У вас есть какие-нибудь срочные дела ко мне?

— Да. Штаб морского министерства испрашивает разрешения на упразднение крепости Кронштадт. Мотивировка: крепость в настоящее время утратила свое стратегическое значение. Сухопутный гарнизон будет выведен на материк. Балтийский флотский экипаж расформирован.

Министр-председатель повел глаза вверх по карте. Нашел остров Котлин. На синеве Финского залива он был как наконечник стрелы, летящей в мишень кружок Петрограда.

— Кронштадт действительно утратил стратегическое значение?

— Наоборот. Приобрел еще большее.

Александр Федорович удивленно воззрился на Савинкова.

— Не для нас, а для большевиков, — закончил фразу управляющий.

— Вот оно что… Дайте от моего имени указание морскому штабу подготовить план этой операции в деталях. Двух недель им достанет?

— Вполне. — Савинков посмотрел на часы: — Через пятнадцать минут я принимаю французскую военную миссию.

— Не смею задерживать.

Оставшись один, Керенский прошелся по кабинету. Разговор с Борисом Викторовичем успокоил его: вдвоем они сумеют усмирить зарывающегося генерала, а через него и все эти казачьи советы, офицерские союзы и георгиевские комитеты. С ВЦИК он уже управился. Два дня назад выставил наконец из Таврического к благородным девицам, в Смольный институт. Терпеть не может эту говорильню! Этих Чхеидзе, Церетели! Понимает теперь, почему так ненавидел Думу император. Хотя как и Дума перед Николаем, так и ВЦИК после июльских дней пляшет перед ним на задних лапках, как дрессированный пес в цирке. Выпроваживая Совдеп из Таврического, он сказал: «Сожалею, что не смогу теперь так часто бывать среди демократии, как хотел бы. — И добавил: — Вынужденная необходимость, знаменующая, что скоро в этих стенах соберется Учредительное собрание».

И все же тревога не покидала его. Как облака в душный день. То просвет, то темень. Дождь не излился, погрохатывает за горизонтом. Но тучи густеют… Нет, они наползают не со стороны Ставки. С Корниловым он как-нибудь договорится. Где убавит, где прибавит… Мало ему генерала от инфантерии — может и маршалом сделать, хоть генералиссимусом, как Суворова. Пусть тешится. Казаки, георгиевцы — грибной дождичек. Совдеп — божья роса.

Грозой, бурей от большевиков тянет. Вот от кого!.. Уже грохотало. И в апреле, и в июне, и в июле. С ними — вот с кем он ни о чем не может договориться! Ни о войне. Ни о мире. Ни об устройстве Российского государства. Все, что исходит от него, неприемлемо для них. Все, что исходит от Ленина, ненавистно ему.

Слава богу, июльские события дали возможность загнать большевиков в подполье. Но этого мало. Их нужно разгромить. Уничтожить как общественную силу. Правы и в морском штабе, и Савинков — пора! Этот Кронштадт! Imperium in imperio [18] Государство в государстве (лат.). . Еще в мае моряки и рабочие Котлина объявили, что подчиняются на своем острове только Совдепу, а в Совдеп выбрали почти поголовно сторонников Ленина. Изгнали из Кронштадта даже комиссара Временного правительства. Это они, они четвертого июля высадили в Питере десятитысячный вооруженный десант! Это перед ними с балкона дворца Кшесинской выступал Ленин!.. Еле удалось управиться с моряками и загнать их обратно на остров. Тогдашний главковерх Брусилов написал Керенскому, что нужно воспользоваться моментом и покончить «с гнездом большевизма — Кронштадтом». Предложил разоружить гарнизон, а если моряки воспротивятся, открыть по Котлину огонь из главных калибров фортов Ино и Красной Горки. Министр не решился: оба эти форта тоже ненадежны. Ограничился лишь тем, что назвал кронштадтцев «предателями русской революции» и потребовал от команд «Петропавловска», «Республики» и «Славы» арестовать и выдать зачинщиков. Теперь он покончит с этим гнездом! Не мытьем, так катаньем. «По стратегическим соображениям».

Но Кронштадт — лишь одна грозовая туча. Большевики — они всюду. В тылу. В действующей армии. В самом Питере. В Москве. Начальник контрразведки подытожил сводки по фронтам и губерниям: в их партии уже почти четверть миллиона. А в апреле было лишь восемьдесят тысяч. В три раза больше, несмотря на июльские дни!..

Непонятно. И смогли под самым носом у правительства провести свой съезд… Так и не узнали агенты осведомительной службы, где же они собирались. «Где-то на Выборгской… Где-то за Нарвской…» Где-то!… Не удалось воспользоваться законом, который Керенский издал именно для того, чтобы прикрыть их предприятие. Да, прошляпили. Ни к черту не годятся нынешние органы розыска. Разогнали департамент полиции, сожгли картотеки особого отдела, опубликовали списки секретных сотрудников… Поторопились! При царе система политического розыска была организована превосходно. Теперь, на развалинах, придется создавать ее заново. Нет, не обойтись и без департамента полиции, и без корпуса жандармов, пусть называться они будут и иначе. И без секретных сотрудников-осведомителей… Восстановили же в армии органы контрразведки. Разворачиваются. Кому же доверить общероссийскую службу?.. Пожалуй, лучшего министра внутренних дел, чем Савинков, не найти… Парадокс: бывшего государственного преступника, убийцу министров в министры!.. А ведь согласится милейший Борис Викторович. Уцепится за портфель. Сам Александр Федорович, помнится, громил власти предержащие с думской трибуны… Да, искус дьявола…

Эх, будь у него сейчас под руками департамент и корпус, Ленину не удалось бы скрыться… Вот кого нужно обезвредить, чтобы разом растаяли на небосводе грозовые тучи!.. Керенский понял это давно. Раньше многих других. Еще в самом начале марта вместе с Родзянкой и Милюковым он сделал все, чтобы не допустить возвращения вождя большевиков из эмиграции. Профессор — тогда он был министром иностранных дел — подтвердил для союзников действительность «контрольных списков», которые были составлены царским департаментом полиции и военной контрразведкой совместно с английскими и французскими генеральными штабами и службами и включали всех видных русских политэмигрантов-интернационалистов. Первым в тех списках значился Ульянов-Ленин. Стоило бы ему по выезде из Швейцарии ступить на землю Великобритании, Франции или любой другой державы Антанты, как его тотчас бы арестовали и интернировали. Ленин проехал в Россию через Германию.

Тогда Керенский разработал план его ареста уже в Питере. Посвятил в этот план тогдашнего министра-председателя князя Львова и сменившего Милюкова на посту министра иностранных дел молодого Терещенко. Однако в ту пору еще был в силе Совдеп, и министры не решились осуществить замысел — на памяти был провал с приказом Корнилова о расстреле демонстрации на Дворцовой площади. Но подоспели июльские события. Теперь Александру Федоровичу пришло на ум: если бы та демонстрация не возникла стихийно, ее следовало бы подстроить! Да, да! Ведь именно благодаря июльским дням он, в конечном счете, и стал министром-председателем!.. Но в тот момент… Известие о демонстрации застало его на Юго-Западном фронте. Керенский представил эти полумиллионные толпы, захлестнувшие улицы Питера. Как их рассеять? Бросить против демонстрантов войска? А не повторится ли Февраль, только в ином варианте? Нет, прежде войск нужно бросить в толпу слова, которые внесли бы смятение в умы. Какие?.. В момент накала боев на фронте, в часы позорного отступления самое действенное, раздирающее душу — слухи о шпионах, о предателях, подкупленных германцами. Увязнут, как мухи в липкой бумаге. Великая ложь? Российский вариант «дрейфусиады»? Некое «дело Бейлиса»?.. Чепуха! В политике важны не средства, а результаты: per fas ас nefas [19] Всеми правдами и неправдами (лат.) .