Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая

Из-за огромной кучи хвороста выходят несколько человек с винтовками. Я еще не успел разглядеть, есть ли среди них знакомые, как Аббас выкрикнул:

— Бай-бо! Шамо! Здравствуй!

Мы останавливаемся, смотрим, как Аббас и Шамо, неуклюже обхватив друг друга, обмениваются тумаками «привета…» Затем Аббас отталкивает Шамо, тянет за руку Ахмеда.

— А этого узнаешь, Шамо?

Шамо быстро подходит к Ахмеду, крепко обнимает его.

— Как с патронами, Шамо? — спрашивает Ахмед. — Благополучно добрались?

— Ха, все здорово получилось!.. Твоими патронами и гранатами уничтожены сотни англичан. Много врагов полегло. — весело отвечает Шамо. Помолчав, спрашивает: — Как отец там мой?

— Можешь не беспокоиться!

Идем дальше. Почти на каждом шагу знакомые. Здороваемся, но не останавливаемся, иначе до штаба не дойдёшь и к вечеру. У первых домов селения нас вновь остановили. Спрашивают, кто такие, откуда? Слышу из комнаты знакомый голос, но кто говорит — не вижу. Ахмед шепчет:

— Гусо, по-моему, там Мирза-Мамед!

— Я тоже так думаю, очень похож голос.

— Эй, курдлеви! — кричу, смеясь. — Ты чего зазнаешься, не узнаешь друзей?

Из дверей высовывается голова Мирза-Мамеда с черной бородой. Он удивленно вскидывает брови, отталкивает рядом стоявшего бойца и хватает меня в объятия. Я тоже обнимаю его, забыл о своем скакуне, выпустил уздечку. Конь шарахнулся в сторону, поскакал, вздыбив гриву.

— Рамо! — кричу я. — Держи Ыкбала.

Я слушаю Мирза-Мамеда. Он говорит и говорит без умолку: — Гусейнкули, Ахмед, друзья мои! Я рад вас видеть в Гиляне. Как это вам удалось бежать?

Мы садимся на полуразрушенный дувал и я подробно рассказываю обо всем, что произошло в «курдлеви» после бегства Мирза-Мамеда. С грустью он слушает о том, как погиб Шохаб. Губы его вздрагивают, пальцы сжимаются в кулаки.

— Пока не сбросили цепи с рук, будут жертвы… Ладно, потом поговорим, а сейчас оставьте коней и пойдем к Ходоу-сердару. — Мирза указывает нам дорогу.

Вокруг Гиляна по косогору — сплошь окопы и землянки. Видны стволы винтовок, пулеметов, и всюду люди. Мы поднимаемся вверх к скалам. Здесь сошлись в кучку человек десять безусых парней. Сколько же им лет. если еще нет на щеках щетинки? Об этом я спрашиваю Мирза-Мамеда. Он смеется:

— У этих бойцов на щеках не бывает волос! Такова женская природа. Неужели они не похожи на девушек? Ей-богу, я уже пригляделся к их мужскому наряду, и мне кажется, что все девушки так ходят!

— Неужели… и они стреляют по врагу? — удивленно спрашивает Аббас. — Или, может, варят обед и стирают портянки?

— И то и другое, — подчеркнуто кратко говорит Мирза-Мамед. — Днем они наравне с мужчинами отбивают атаки англичан, а вечером варят и стирают. Все удивляемся их упорству и выдержке.

Мы заговариваем с девушками. В основном их расспрашивает Аббас. Он особенно неравнодушен к женщинам. У одной несказанно красивой курдянки Аббас спрашивает:

— Девушка, что-то не пойму, — почему у вас у всех разные винтовки.

— Ах, красавец! — смеется девушка. — Если тебе удалось отличить меня от парня, то скажу. У нас особый источник снабжения. Она вскидывает над головой «трехзарядную» и добавляет: вот такими винтовками нас снабжают жандармы. Такие, — она показывает на «пяти-зарядку», что в руках у ее подружки, — нам подарили сарбазы хана Хакими. А вон те, дружок, английские — достаются от сипаев. Это самые подходящие, в них ровно одиннадцать зарядов, не больше, не меньше!

— Красавицы! — спрашиваю я. — А не видали ли вы здесь одного киштанского богатыря по имени Мухтар? Не скажете, где он от меня спрятался, что я никак не найду?

— Не хитри, джигит, знаем, какой тебе нужен Мухтар, — смеется одна. — Побьем англичан, тогда приходи, найдем тебе такого Мухтара! Всю жизнь благодарить будешь.

Девчата хохочут. Мы шагаем дальше к подножию другой горы, где виднеется небольшой дом, окруженный садом. Мирза-Мамед спрашивает:

— О каком ты Мухтаре спрашивал? Он из Киштана?

— Да, мой земляк, друг.

— Он в отряде Абдулали. Сейчас его отряд в разведке, скоро должны вернуться.

Останавливаемся у входа в дом, в небольшой тенистой аллейке. Смотрим на веранду. Ждем. Этот дом — главный штаб повстанческой армии. Здесь находится предводитель свободолюбивых курдов Ходоу-сердар. Вскоре из дома выходят четверо. По ступенькам они спускаются в аллею, направляются к нам. На них точно такая же, как и на других. одежда, обувь; у них густые черные бороды. Отличаются от остальных они разве тем, что у каждого через плечо маузер и бинокль. Я сразу узнаю Ходоу-сердара. У него умные, большие черные глаза. Сейчас они стали еще больше и выразительней, потому что он осунулся. Он ниже других ростом и шире в плечах. И зубы у него крупные и ровные. Когда улыбается, они особенно выделяются на смуглом лице. Вот наш военачальник подходит ближе. Я делаю два шага в сторону от своих, командую:

— Смирно!

Ходоу махнул рукой, не надо, мол, официальности, но у меня на душе такая радость, что хочется без конца рапортовать легендарному человеку.

— Дорогой Ходоу-сердар! — продолжаю я, — четырнадцать бойцов армии «курдлеви» прибыли в ваше распоряжение для прохождения боевой службы. Готовы драться за свободу и независимость Курдистана!

— Рад вас видеть! — широко улыбается Ходоу-сердар и всех поочередно прижимает к своей могучей груди. Затем он говорит: — Мы гордимся вами, друзья! За патроны, за гранаты спасибо… Ахмед, молодец! — Он берет Ахмеда и меня под руки. Всех нас приглашает в штаб.

Перед нами обыкновенная крестьянская комната, без всякой обстановки и украшений. Пол земляной, застелен кошмами. На полу два больших кувшина с водой, на стене — маузеры с коробками…

— Входите, добро пожаловать! — говорит Ходоу-сердар. — Только извините, что нарушаю курдскую традицию: угощать вас нечем. Поговорим так, — он устало вытирает лицо платком, трет виски. — Рассказывай, Ахмед, как тебе удалось взять боеприпасы.

Ахмед, красноречивый парень, перед которым вряд ли устоит хоть одна красавица, вдруг оказался скупым на слова.

— Что же мне говорить, Ходоу-джан. Раз взял, значит, можно было… Допрашивали, потом били… Выпытать хотели, кому сдал боеприпасы вместе с лошадьми и подводами. Я ответил: знать ничего не знаю, никаких патронов и гранат не видел… Вот и все. Потом Гусо со своими ребятами нас выручил…

Затем Ходоу-сердар расспрашивает меня. Докладываю обо всем, что мы сумели сделать в Кучане: о встрече с Арефом, о прокламациях, про Аалам-хана. Если б не он, то вряд ли мы могли бы выручить Ахмеда и всех арестованных. Ходоу кивает, говорит:

— Такие, как мы обездоленные и голодные, везде есть, в каждой стране. Аалам-хан тоже, наверно, из таких… Но Индия — страна уже закабаленная, а мы не дадим заковать себя в цепи. Мы будем бороться за свою свободу!.. Мы следили за вами, друзья, — продолжает Ходоу-сердар. — Беспокоились, боялись, как бы не сгорели в кучанском огне. Но вы настоящие храбрецы. Ну ладно! — резко произносит Ходоу-сердар. — Вы не красотки, в излишней похвале не нуждаетесь. Поговорим о другом… Познакомлю со сложившейся обстановкой… Наши бойцы выдержали суровое испытание, Все вражеские наступления мы отбили. Наши командиры Аллавердн, Абдулали, Гулам-реза, Гусейн и другие мои верные помощники показали, как надо воевать. Наши отважные партизаны посеяли такой страх в лагере англичан, что вот уже третий день они не знают, как им быть дальше. Совещаются. Ночные налеты наших отрядов потрясли не только шахский дворец в Тегеране, но и королевский дворец в Лондоне. Гранитные стены Гиляна пока что недоступны врагам.