Валентин Лавров - Катастрофа

— Поздравляю! Я сегодня полковника Хабибулина встретил, помнишь, того самого, что следователем в прокуратуре служил отечеству, так он из мясной лавки нес кошачьи обрезки. Говорит, если встать пораньше, то можно достать в Латинском квартале. Хорошо живем! Не то, что в Совдепии, сидят там голодные и униженные. А у нас тут — Европа!

4

…Вечер прошел весьма мило. Сначала играла на рояле жена хозяина. Потом явился Михаил Вавич — красавец, сиявший радостью.

— Вчера вы, господа, в зале Гаво выступали, а сегодня был мой вечер. Вместе с моей очаровательной Ирой Линской — позвольте представить ее тем, кто еще не имел ни с чем не сравнимого счастья слышать ее божественное сопрано.

— Мы пели дуэтом! — улыбнулась двумя рядами белоснежных зубов Линская, высокогрудая блондинка с царственной осанкой.

— Как же, я отлично помню вас, — живо произнес Бунин. — Я несколько раз слушал ваше пение. И в Москве, и в Петербурге.

— Очень польщена! — Линская наградила собеседника еще одной очаровательной улыбкой.

— И что вы пели сегодня?

— Романсы и цыганские песни. Больше пел Михаил Иванович, ведь вечер был его.

— Тогда, господа, по бокалу шампанского! За ваш сегодняшний успех!

— И за ваш вчерашний, и за все будущие — на наши и ваши! — бодро произнес Вавич, и все осушили бокалы.

Вечер венчали прошибавшие слезу песни Вавича:

Со второго куплета вступила Линская:

Вдруг припомнилась Бунину давняя новогодняя ночь в Москве, мороз, яркий диск луны, Мясницкая, вся покрытая снежной пеленой, и милая спутница — гимназистка из Кронштадта. Столько лет прошло, а сердце не может забыть ни ту ночь, ни ту любовь… Господи, зачем ты наказал людей способностью помнить? «Там, в полях, на погосте…»

Гости разошлись за полночь.

Бунин долго не мог уснуть. Его мучил вопрос: «Как жить дальше: без денег, без читателей, без России?»

В ту ночь во сне он увидел Катюшу Силину. Как много лет назад, сиял ее любящий взор.

5

13 января отпраздновали настоящий русский Новый год. Прием устроили Толстые. Они сняли двустворчатые двери между столовой и салоном. Получилась почти зала, где сначала стояли столы, а потом их убрали и устроили танцы. Собрался обычный круг — Бунины, Дон-Аминадо, Куприны с дочкой Ксенией, которая вскоре станет популярной актрисой синематографа, супруги Полонские, Алданов, Гиппиус и Мережковские…

Как и положено людям литературным, не обошлись без чтения стихов.

Наташа Крандиевская, без конца твердившая: «Хочу домой, хочу в Россию!» — на правах хозяйки первой прочитала свое стихотворение:

Как всегда, ее стихи и блестящая манера чтения вызвали всеобщий восторг. Громче всех аплодировал сам Бунин. Толстой покуривал и молча улыбался.

Дон-Аминадо упрашивать не пришлось. Бодрым голосом, в хорошем темпе, он читал:

Общее веселье на минуту затихло, но вскоре кто-то сел за рояль, сыграл что-то мажорное. Дмитрий Сергеевич, конечно же, произнес тост (теперь-то он себя твердо считал и в этой области классиком). Бунин отказался читать стихи, зато прочитала Гиппиус — все покатилось по обычной колее.

* * *

Наташа Крандиевская стала приставать к Бунину:

— Иван Алексеевич, расскажите, как мужик генерала вез! Ну, пожалуйста. Вы еще в прошлый раз обещали…

Куприн и Толстой потребовали:

— Обещал — выполнять надо!

Бунин вздохнул:

— Уговорили! — И он вышел на середину гостиной. Мгновенно наступила тишина, все предвкушали нечто интересное.

Бунин приосанился, бодрым баском заговорил, помогая себе выразительными жестами:

— Приехал с курьерским поездом генерал в Елец. Дело осеннее. Дороги развезло, а ему зачем-то в Озерки приспичило. Вышел генерал на вокзальную площадь. Там единственный извозчик киснет.

«Эй, любезный, сколько возьмешь в Озерки доставить?»

Извозчик долго чешет в потылице, затем мычит:

«Мм… Это мы вашу благородию… конечно… только дело к ночи…»

Генерал нетерпеливо топает ногой:

«Что ты мыкаешь! Везешь в Озерки?»

«Вашу сиятельству доставлю. Позвольте… чемоданчик подсоблю, сюды мы его определим. Вы уж, ваше сиятельство, нас обидеть не могите. Мы вас враз домчим».

Генерал садится, возчик трогает:

«Уух, кандальная, пошла! А ты, пьянь беспробудная, посторонись, куды кобыле под брюхо прешьсси, там твоего интересу нет. Ты лучше своей бабе под подол загляни, можа чего обнаружишь!»

Долго сдерживавшийся Толстой так и покатился со смеху. И все вслед за ним расхохотались.

Бунин с самым угрюмым видом продолжал:

— «Ваше сиятельство, вы на этого балухманного не обращайте внимания, он пыльным мешком ударенный».

«Ты, мужичок, что ж так ругаешься?»

«Нам, ваше превосходительство, без ругани никак не обойтись. Ругань у нас заместо покурить. Ах ты, гнида дроченая, куды в яму прешь! Я тебя, рожу дырявую… Ваше превосходительство,