Андрей Упит - На грани веков

— Скоты! Нашли чему радоваться. Девке хоть в петлю головой, а они тут разблажились. И Тенис вон как нахлебался — уж его-то ты могла бы удержать.

— А чего мне его удерживать? Еще в церкви был пьянехонек. Пускай пьет, пускай спивается, скорей ноги протянет.

Дарта покачала толовой.

— С радости либо с печали он этак пьет?

— Что мне за дело до его радостей-печалей! Близко чтобы ко мне не смел подходить!

— Доченька, доченька… что ты говоришь-то! Ведь он муж твой теперь, что уж тут…

— Никакой он мне не муж, не был им и не будет! Погляди, какой запор у дверей — скорей уж он всю клеть разнесет, чем сюда заберется. Под кроватью у меня топор, кипятком ему глаза вышпарю.

Лавиза прошипела сквозь зубы:

— Чего ему еще! Какой это человек — хуже скотины… Разве же он не видел, что не люб тебе?

— Я ему в глаза сказала: «Оставь ты меня, говорю, никогда я тебе женой не буду, и не будет тебе жизни со мной». А он хнычет: «Что ж я поделаю, коли мать велит…»

Дарта сплюнула.

— Увалень безмозглый, ни воли своей, ни ума. Прыгает, что телок, с этим Экой, срам глядеть. Приедет молодой барон, что о вас обоих подумает? Да, скажи-ка, Лавиза, что это за новая мода? В имение-де всех гостей погонят.

— И гостей и тех, кто у почестных ворот, всю волость соберут в замке. Приказчик с Рыжим Бертом и парнями весь день во дворе столы да лавки ладят. Второй раз в Лиственное за пивом поехали. Молодой барин любит веселье.

— Веселье, ну понятно, а какое же для барона самое большое веселье, как не мужичья беда! Что воду, пьют наши слезы. Слыхать, девок погонят в замок, чтоб плясали перед ним. Вот ведь жизнь-то! Ровно как в Лиственном будет.

— Девки и бабы — шесть самых молоденьких отряжены, и наша Майя будет первой. Управителева Грета все утро для них наряды гладила.

— Пусть свои рубахи для эстонца выгладит. И не надену и плясать не стану, пусть и не думают!

— Да ведь, дитятко, барон и выпороть тебя повелит! Что ж ты с этими зверями поделаешь!

— Пусть убьет, пусть разорвет меня! Пока жива, посмешищем не стану!

Дарта долго глядела на нее, у самой грудь от жалости разрывалась, старуха даже голос, казалось, потеряла.

— Добром это не кончится, не кончится добром, чует мое сердце. И вчера, и всю ночь, и сегодня весь день! Послушайте только, как они там блажат! Разве это людские голоса, разве это свадьба! Все бесовское отродье вокруг нашего дитятки скачет… И как только оно на свете бывает! Сказывают, красота девице — божий дар, почитать его надо, чтобы глаз не мог нарадоваться — сколько об этом песен сложено! С чего ж для тебя одной она несчастье, проклятье смертное!

Лавиза сжала кулаки.

— Мало над нами эстонец измывался, а тут еще почище кровопийца домой едет.

Дарта накинулась на нее.

— Тебе ли это сказывать? Кто же его выпестовал на своих руках? Кто его такого выкормил и вынянчил?

Лавиза всем телом закачалась из стороны в сторону, словно уклоняясь от удара хворостиной.

— Не кори ты меня, мать-кузнечиха… И без того у меня все ночи сердце гложет. Он и тогда еще умел так поддать ногой в живот да грудь укусить, что кровь проступала… Отчего я его зельем не опоила, чтобы заснул и не просыпался. Одним душегубом на свете меньше было бы.

Майю всю так и передернуло.

— Я бы здесь не сидела — в лес бы убежала… Да ведь там другая беда…

Старухи хорошо поняли, о чем она думает, но не успели ничего сказать. На дворе еще пуще загомонили. Пьяные парни хохотали во всю глотку, девки визжали, кто-то вопил, точно рехнулся. Это был Криш. Уже второй раз он являлся сюда. Первый раз еще кое-как держался, перекидывался шуточками насчет порки, хвастал, как молодецки ее перенес, все грозил спустить штаны и показать, что даже и царапины не осталось. О чем-то пошептался с сестрой Друста из Вайваров, насмешил гостей, попрыгал по лужайке с полным ведром пива, а потом прокрался за угол овина и оттуда в лес. А на этот раз он чуть-чуть косяк не высадил, выбравшись с пивным жбанцем из предовинья, вмешался в стайку девиц, потискал их, обхватил Тениса и, закружившись с ним, облил ему белый жениховский кафтан. Запнулся о приступок и ввалился в клеть. Лавиза погрозила пальцем.

— Шальной! Разве молодому парню можно этак себя нести!

А у того уже и язык не ворочался, только и промямлил:

— На радостях, крестная, да за твое здоровье. Всем говорю: Плетюганова работа пустое дело, крестная Лавиза только проведет ладонью — и опять подживет, как на собаке.

Разозленная Лавиза вышла вон. Криш привязался к кузнечихе:

— Выпей, матушка! Говорят, из имения пиво, надо уважить. Выпьем да пойдем спляшем.

Дарта оттолкнула его, обозвала последним пропойцей, пожелала порки еще похлеще и вышла вслед за Лавизой, Майя накинулась на парня:

— Не дури, Криш, говори, что тебе надо передать.

Как на диво, весь хмель с Криша будто рукой сняло. Жбанец он бросил на пол, вытер залитые штаны, присел на кровать, вновь напряженно откинув спину. И заговорил совсем как трезвый.

— Мартынь ждет.

— Кого ждет? Меня? Зачем ждет? Знает же, что я не хотела идти. А теперь уж не могу. Так ему и скажи.

— Он последний раз велел спросить — не хочешь ты или не можешь?

— И я в последний раз говорю: не могу и не хочу. Чего он не оставит меня в покое, мало у меня и без того мученья? Скажи, не хочу я, чтобы он бродил вокруг, не хочу, чтобы он был первым, кого молодой барин прикажет в каретник вести. Боюсь я его… Нет, этого ты, Кришинь, не говори! Ничего не говори, отнеси ты ему от меня…

Она подняла упавший на землю платочек.

— От меня… пускай он его бережет, а больше мне ему нечего дать. Ни одной слезки я им не утерла — нет у меня слез. Сам видишь, какие сухие глаза, а вот как в душе пусто, этого ты не можешь видеть. Три дня и три ночи будут пить на моих поминках, а потом конец. В имение меня поведут и велят плясать перед молодым барином — молодой барин любит повеселиться… Только я плясать не стану, это уж ты передай Мартыню. Пусть убивают — и то не стану! И скажи ему, что я его никогда не боялась, заместо брата он мне был всегда… Скажи… да говори или не говори, все равно… Конец так или этак…

Она подтолкнула его к дверям. Криш подхватил свой жбанец. Вывалившись под навес, попытался стать потверже и оглядеть гостей, но так никого и не увидел. Крупные слезы катились по щекам и падали в посудину. Совсем упился, бедняга.

Курт заметил, что Кришьян свернул направо в ельник, выходит — в сторону от имения. Коснулся его спины и рассмеялся:

— Куда ты меня, старый, везешь? Так мы и в своих лесах заблудимся.

— Прошу прощенья, барин, только так управитель наказал. Покамест еще новая дорога не готова, с этой стороны через топь на паре да на такой тяжелой повозке и не проехать. И лес здесь до самого замка, а управитель вроде что-то сготовил на той стороне, там, где господские поля начинаются. Ничего, ничего, сейчас мы поедем по Лиственскому большаку, там пойдет дорога через луга к прицерковному краю. Лиственцы по ней уже два года кирпич возят — гладкая, что доска, Лиственский барин плохих дорог не любит,