Владимир Потапов - Пылающие алтари

У эллина удлиненная голова, горбатый нос. В черную бороду уже вкрались первые серебристые нити. Нахмуренные брови придают лицу выражение глубокой озабоченности. Тяжелый взгляд задумчиво переходит с предмета на предмет, с дома на дом, с улицы на улицу. Отсюда, со стены, ему хорошо видно, что делается внутри города, на невольничьем рынке и там, дальше, у речной пристани.

В ворота под ним вливается людской поток, расползающийся к храму, к агоре, к домам состоятельных граждан. Люди тащат тюки с товарами, сосуды, украшения, статуэтки, оружие и прочие вещи. Иногда между ними вышагивают ослы, с философским видом несущие свой тяжкий груз.

Прямо на ходу ведется торг. Люди кричат, как грачи на непогоду, размахивают руками, И толпа эта всюду, шумная, разноголосая, разноязыкая, пестрая, как хвост фазана. Подобно алмазной крупинке в горсти песка, порой мелькнет в ней знатная женщина в белоснежной одежде с зеленым венком на голове.

Город желт — ракушечник везде: из крупных блоков его выложены башни и городские стены, он в оградах и стенах небольших домов, им вымощены дворики и площади, его мелкой крошкой посыпаны дорожки вдоль улиц.

Отдельные дома сохраняют еще традиционный греческий облик — память о первых строителях Танаиса, мастерах-эллинах: отшлифованные блоки плотно пригнаны друг к другу, стены облицованы рустом. Но варварское влияние на эллинов столь существенно, что город скоро полностью утратит прежние черты. В течение последних столетий постройки возводятся из неотесанных камней, кладка весьма небрежна.

Да что город, если изменились сами люди! И хотя многие продолжают кичиться своим чисто эллинским происхождением, но глянешь в лицо — и увидишь, что в жилах у них — изрядная примесь скифской или меотской крови.

Крыши домов камышовые. Первые поселенцы привозили из-за моря черепицу. Потом наладили ее производство на месте. Но под рукой всегда был такой дешевый материал, как камыш. Постепенно он вовсе вытеснил свою заморскую соперницу.

Ох, камыш… Почти ничего не стоишь ты, да дорого обходишься горожанам. Уже не раз превращался ты в сплошное огненное море над головами защитников города, воспламеняясь от первой же стрелы с тлеющим трутом.

Если бы камыш на кровлях вновь заменить черепицей, тогда бы Танаис стал неприступной крепостью. А черепичные мастерские восстановить нетрудно — даже формы частично сохранились. Только разве убедишь строптивых?

А опасность нового нашествия в последние годы неизменно висит над городом. Из темных лесов, что тянутся вдоль берега Свевского моря [25] Свевское море — одно из древних названий Балтийского моря. , вышли на простор степи новые номады [26] Номады — кочевники. , называют их готами. Объединившись с другими племенами, они сделались постоянной угрозой для эллинских приморских городов.

…На реке стоят два многовесельных торговых корабля. Из трюмов одного из них по качающимся доскам ловкие голые рабы бегом выносят амфоры с вином и оливковым маслом. В другой грузят тяжелые тюки обработанных шкур. Оба корабля, если судить по головам сирен на носу, прибыли издалека, из Апулии или Калабрии — южноиталийских областей Рима. За мысом легко покачивается на волнах римская военная трирема.

За последний месяц в дельте Танаиса вдруг стали бесследно исчезать торговые корабли. Войдя с моря в судоходную протоку, они словно растворялись в зеленом мареве камышей, чтобы никогда уже не выплыть из небытия. Поиски ничего не давали. Суеверные матросы считали, что корабли поглощают водяные химеры. Более осторожные купцы, с недоверием относившиеся к разным чудесам, стали брать для сопровождения военные корабли из римской эскадры, постоянно стоявшей в гавани Пантикапея для охраны Боспорского пролива. С таким конвоем они благополучно добирались до пристани Танаиса, хотя их все время не оставляло чувство, что кто-то неотступно следит за ними из зарослей камыша…

По рождению он полуварвар — мать у него меотка. Он богат, богат неимоверно, хотя, как незаконнорожденный, не имел прав на отцовское наследство. Все свое богатство он добыл мечом. Ворота и башня за спиной, прозванная танаитами башней Славы, отстроены на его деньги. У всадника на мраморном рельефе черты его лица. Он с копьем, в панцире, в развевающейся хламиде.

Этот варварский наряд был заказан художнику в память о матери. Ниже рельефа надпись:

«С добрым счастьем, эллины! В царствование благочестивого Тиберия Юлия Ининфимея, друга кесарей и друга римлян, временем заброшенный въезд отстроен от основания и башня возведена попечением Диона, сына Деметрия и Мехрийи, через архитектора Аврелия Антонина в 532 году [27] «…в 532 году» — обозначение дат в дошедших до нас надписях дано по летоисчислению боспорской эры, что соответствует исчислению новой эры плюс 293 года. Таким образом, 532 год — это 239 год новой эры. , месяца Горпиэя [28] Горпиэй — месяц по древнемакедонскому календарю, соответствующий современному августу — сентябрю. , в день Новолуния».

Женитьба эллинов на пленницах сама по себе не была редкостью. Но об этом предпочитали умалчивать. И не было принято вносить в подобные надписи имена женщин. Дион же приказал высечь на камне имя варварки — своей матери.

Когда отец Диона Деметрий был еще молодым, его назначили начальником легкоконной полевой заставы, стерегущей подступы к Танаису. Однажды он обнаружил в степной балке группу скифских всадников, старавшихся незаметно пересечь земли эллинов. Скифы сопровождали высокий паланкин, покрытый алым войлоком. Паланкин несли на длинных жердях богато одетые пешие воины.

Используя численное превосходство, Деметрий с ходу атаковал скифов. Всадники, охранявшие паланкин, бросились врассыпную. Пешие были изрублены. Из упавшего паланкина раздались женские причитания и плач. Спешившийся Деметрий откинул занавес и увидел красивую девушку, гибкую, как тростинка, черноглазую, с бровями, как натянутый лук. Испуганными, полными отчаяния глазами смотрела она на своих обидчиков.

Это была Мехрийя, сестра предводителя сильного меотского племени дандаридов Фазинама. Она предназначалась в жены вождю союзного племени скифов и направлялась в его стан. Деметрий ввел прекрасную пленницу в свой дом и сделал женой.

Через год брат Мехрийи с войском подстерег Деметрия и напал на него. Заметив приближающееся облако пыли, начальник заставы тотчас же послал всадника в крепость за подмогой, а сам с пятьюдесятью воинами устремился навстречу врагу.

Засвистели стрелы. Засверкали мечи…

Битва достигла наивысшего ожесточения, когда из крепости вместо ожидаемой подмоги вырвался всего лишь один всадник и понесся к месту сражения…