Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Колька места себе не находил: черт их знает, чему обучают на этих курсах, какие примеры показывают!

- Э-э, не говори так! - убеждал его старый трактирщик. - Слава богу, моя честная дочь может учиться! У нее будет хорошая работа - ставить пиявки или рвать зубы, на это всегда есть спрос и всегда есть кусок хлеба при любой власти!

В душный августовский вечер с черного хода постучался наконец Чикин. Бросил на стол фуражку с лакированным козырьком, велел женщинам выйти. Спросил Кольку:

- Газеты читаешь?

- Надо мне, брехню всякую...

- Надо. В газетах теперь не только баланду льют. Вот взгляни - последняя новость. Чрезвычайная комиссия расстреляла группу заговорщиков - офицеров Михайловского артиллерийского училища. С эсерами связаны были, с англичанами. Кое-кого из этих офицеров я знал. А под сообщением видишь чья фамилия?

- Урицкий.

- Не щадит белую кость, под корень косит. Ну, ничего: на этот раз он сам себе смертный приговор подписал!

- Кто? - встрепенулся Колька. - Кто решку ему наведет?

- Не трясись, не ты. Урицким офицеры займутся. Кровь за кровь - свою честь защищают. А для нас другая работенка имеется.

Чикин несколько секунд колебался, потом шепнул в самое ухо:

- Калинин... Знаешь такого?

Кольке сразу полегчало, почувствовал себя увереннее.

- Этот тихий. Близко видел его. Он небось и оружия при себе не держит. А охрана у него есть?

- Сперва все выведаю, тогда план разработаем. Не торопись. Спешка полезна только при ловле блох... - сострил Чпкин. - И чтобы ни слова, понял? Скоро к хозяину пойдем, тогда все узнаешь.

С этого вечера Колька повеселел: большими деньгами запахло, есть за что рисковать. При удаче - Зойке сразу бриллиант. На, живи барыней! А то - ишь чем расхвастался старый хрен: зубы будет лечить, кусок хлеба всегда обеспечен...

Через несколько дней Чикин подкатил к трактиру на извозчике. Поторопил Кольку, чтобы скорей одевался, и взял винтовку с патронами. Сказал, двинув на лоб фуражку:

- К хозяину.

- Прямо в открытую?

- Чекистам не до нас, - хмыкнул Чикин, но голос все же понизил. - В Москве в Ленина пульнули... Рвутся у большевиков все кружева, в клочки рвутся... - И, оглянувшись, перешел на шепот: - В английское посольство едем, к военно-морскому атташе. Он тобой особенно интересовался, и по нашему делу и вообще...

За два квартала до посольства Чикин из предосторожности отпустил извозчика. Пошли медленно, чтобы явиться точно в указанный срок. Колька думал о том, что с англичанином надо обязательно столковаться. Работать на него самостоятельно, деньги получать не через Леньку, а прямо в собственные руки.

Людей на улице было немного. Встречные сходили с тротуара, уступая дорогу вооруженному матросу и его спутнику в полувоенной форме. Какая-то дамочка так шарахнулась, что едва не упала. Колька оглянулся и увидел на перекрестке, который они миновали, знакомого человека. По крепкой фигуре, по уверенной осанке, по кожаной куртке сразу узнал Евсеева. Широко расставив ноги, комиссар стоял на повороте и глядел им вслед.

У Кольки спина взмокла: вспомнил ли его Евсеев? Не встречались вроде давно... Сам с ним на особые задания ходил. Где горячо, там и комиссар - на ерунду его не пошлют. Нет, не зря он сейчас возле посольства!

- Хвост за нами, - процедил сквозь зубы Колька. - Большевик, нашим отрядом командовал. Враз колосник на шею привяжет. Влево крути, в переулок.

Они свернули, не доходя до посольства, и сразу заметили троих штатских под аркой каких-то ворот. Двое в зеленых фуражках, а третий - низкорослый - без головного убора, в черном бушлате. Чикин замедлил шаги, но Колька подтолкнул его. Назад пути не было, а тут вроде свой, флотский. Ишь, руку из кармана не вынимает.

- Стой! - хрипло скомандовал Колька. - Мордой к стене, гад!

Чикин сообразил, повернулся безропотно.

- Прикурить есть, браток? - обратился Колька к флотскому. Тот настороженно, не мигая, смотрел круглыми маленькими глазами. Недоверчиво спросил:

- Куда топаешь?

- Приказано доставить по назначению.

- Кто приказал?

- Товарищ Евсеев. Иван Евсеевич.

- А-а-а, - сразу потеплели глаза флотского. Вытащил из кармана зажигалку. - Началось, что ли?

- Пока тихо.

- А этот?

- Влип, офицерик, как муха в варенье. - Колька, стараясь быть спокойным, неторопливо прикурил, двинул Чикина прикладом: - Шагай, контра!

И флотскому:

- Бывай, браток!

Пошел, как по скользкой палубе, твердо ставя одеревеневшие ноги. Поводил плечами, сдерживая озноб: все тело стало вроде бы ледяным. А когда сквозь шум в ушах донесся голос Чикина, благодарившего за спасение, Кольку будто облили горячей водой: весь покрылся потом и сразу так ослаб, что его пришлось заталкивать в пролетку, словно пьяного. С пролетки - в трамвай. На Лиговке долго стояли в подворотне: нет ли слежки?

В трактире выпили по стакану самогона. Чикин велел Зойке принести еще. Она с удивлением смотрела на них, не зная, что и подумать. В свои дела они Зойку не посвящали.

- И жратвы давай. Побольше, - сказал Колька. Ему мучительно, до рези в желудке, захотелось вдруг есть.

Молча выхлестали две бутылки и, не раздеваясь, завалились на постель. Зойка с руганью разула их, накрыла старым одеялом и погасила свет.

Утром Колька проснулся поздно. Зойки уже не было. Чикин тоже ушел. Матрос опохмелился, почувствовал себя лучше и, как всегда, сел играть со старухой в карты.

Чикин заявился лишь в сумерках. Он сменил одежду и теперь был похож на заводского рабочего. Сказал с усмешкой:

- Водопроводчиком устраиваюсь. Хозяин велел.

- Цел, стало быть, хозяин-то?

- Он высоко, надежно сидит. А вчерашней выручки я тебе век не забуду. Там, говорят, мамаево побоище было. Трех чекистов наши ухлопали: Янсона, Шейкмана и еще кого-то. Обыскали чекисты посольство с подвала до чердака, оружие взяли, арестовали тех, которые раньше нас пришли.

- А этот твой атташе?

- Убили в перестрелке... Другой раз иначе надо...

- Насчет другого раза еще подумаю.

- А это видел? - Чикин бросил на стол тяжелую длинную колбаску в черной бумаге.

Колька развернул: блеснули золотые кругляши. Губы растянулись в довольной улыбке.

- Жить можно. А работа теперь какая? Прежнюю-то отменили?

- Новый заход начнем. Тебе приказано сидеть и ждать. Форму свою в шкаф пока спрячь. Дай срок - клеши еще пригодятся.

Готовясь к разговору с председателем Совнаркома Союза коммун Северной области, Михаил Иванович понимал: мирной беседы не будет. Председатель Зиновьев чрезвычайно самолюбив, считает себя выдающимся теоретиком и политическим ясновидцем, болезненно реагирует на критику, на возражения. Знает, что Калинин всегда твердо проводит ленинскую линию, относится к нему с плохо скрытым недружелюбием.