Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Кузьма разложил гостинцы: отцу - суконный отрез, матери - шаль. И замужнюю сестру не забыл, и племянниц. Мать руками всплескивала: домовитый сынок-то, заботливый! Отец пригладил светлые, поредевшие волосы.

- Не бедствуешь.

- Голова на плечах, руки пока при себе. А дураков на наш век хватит.

- И то ладно, - одобрил Василий Васильевич. Перед ужином отец достал из сундука бутылку первача. Сели за стол рядом, как ровня. Мать поставила чугунок горячей картошки, обливную миску соленых грибов.

- Ох, соскучился по ним! - потянулся Кузьма.

- Этого добра вволю, - сказал Василий Васильевич. - А вот с хлебушком плохо.

- Недород?

- Уродило средне, терпимо. Только продразверстка все загребла. Видел - сусеки пустые.

- Так уж и все? - плутовато сощурился Кузьма.

- Ну, припрятал кое-что, до новин дотянем с грехом пополам, - неохотно ответил отец. - Да ведь зло берет: себя не жалел, старался, ни один черт в работе не помогал. Подохни в поле - никто не почешется. А зерно привезти не успел - уже вот они, ждут с мешками. Городских трое и наши беспортошники из комбеда.

- Повсюду так, батя.

- Как поначалу мужик-то воспрял! - сокрушенно вздохнул Василий Васильевич. - Земля наша, паши ее, сей, хозяйствуй, как хочешь. А вышло, что зазря хребет гнули. Продать ничего нельзя, кузнецу, заплатить нечем. Собственной лошади овес украдкой даю.

- Это цветочки, - Кузьма уверенно наполнил большие граненые рюмки. - Дальше еще хуже пойдет.

- На суку сидят, а его же и рубят. Кто им с такой продразверсткой работать станет?

- Мужиков много, батя, есть из кого масло давить.

- Это что же, программа у большевиков такая?

- Программа у них хитрая. Вроде опять басурмане на Русь пришли, только теперь не с саблей, не с боем, а незаметно влезли.

- Ты своей головой додумался, али подсказал кто?

- Барин растолковал, Мстислав Захарович.

- Вот оно что! - заерзал на лавке Василий Васильевич и даже приподнялся от нетерпения. - Ну, говори, говори, когда последний раз видел?

- А недавно, и месяца не прошло. Поскитались мы, батя, вместе со всей его семьей. Страстей натерпелись - не приведи господь. Без меня бы им верная крышка была, - похвастался начавший хмелеть Кузьма. - Мстислав Захарович на Дон рвался, а нас вместо Дона аж на Волгу занесло. Теперь ведь едешь, не куда хочешь, а куда поезда идут. Пока отдышались там, подкормились - кругом фронт объявился.

- На Волге осели, значит?

- Сейчас, батя, дай мосол догрызть... Обскажу все по порядку. - Кузьма ел с азартом, как молодой волк после долгой пробежки. - Народ, батя, сам знаешь, надвое разделился: одни - за белых, другие - за красных. Везде драка. А мы тихо прижились. Дом на краю города. Садик свой, речка близко. Нашелся у барина знакомец, тоже знатного рода. Без правой руки вояка. Но вскоре расклеили по городу приказ: всем бывшим офицерам явиться на регистрацию. Только регистрация ихняя известно какая: через человека - на свалку.

- У нас многих офицеров в Красную Армию забрали...

- Тут место тихое, - пояснил Кузьма. - А там с одной стороны казаки, с другой - белогвардейцы, с третьей - пленные чехи мятеж подняли. Такое дело! Вот и надумали мы промеж собой: никуда барину не являться. В саду стожок сена стоял, я в нем схорон сделал, погребок вырыл. И бог миловал, отсиделся Мстислав Захарович. Тут как раз белые чехи пришли. Эшелонами на вокзале стояли, в городе не ночевали, клопов опасались. А вшей у них своих дополна. Ну, однорукий сразу с мятежниками стакнулся, привез к нам ихнего полковника. Долго он с нашим хозяином толковал, уговаривал ехать к Колчаку в Сибирь. Тут и решил Мстислав Захарович послать барыню с детьми через море за границу. А мне приказал пока домой на разведку: посмотреть, как здесь. Ну, я с охотой, больно уж о вас стосковался... Выправил Мстислав Захарович через того полковника документ, будто я красноармеец и после ранения отпущен на отдых. Печатку нужную пристукнули. У них много печаток всяких...

- Значит, надолго ты? - с надеждой спросил Василий Васильевич. - Вдвах хозяевать будем?

- Ив уме не держи, батя, на дурноедов я работать не стану. Да и барину обещал воротиться.

- Где ж ты его сыщешь?

- Мстислав Захарович - фигура заметная, не затеряется. Адресок он мне дал в сибирский город Омск. Туда и подамся.

- Через фронт попрешь?

- А чего? Мне дорога открытая. Красным скажу, что белые меня изуродовали - изувечили, а белым обратно на красных наклепаю. Кто нонче проверит?

Пропустив по четвертой стопке, они закусили молча, потом Василий Васильевич спросил невесело:

- Насчет земли, насчет барского имения, что Мстислав Захарович наказывал?

- Была об этом речь, батя. Господский дом просил оберегать, особенно картины и эти, как их, скульптуры. Которые из мрамора.

- В барских хоромах теперь коммуния, - пояснил Василий Васильевич. - Самую голытьбу туда собрали. Федьку косого, другого Федьку, который погорелец, Аниську - вдову с пятью ртами. Земли дали с достатком, валяй обихаживай. А кому обихаживать? Только и умеют за новую власть глотки драть. Весной справные мужики отсеялись, а коммуния едва на поле выползла. Летом я, бывало, с покоса иду, а они глаза продирают... Я один больше всей этой коммунии наработал. С голоду бы им подыхать, да новая власть у нас хлебушек-то отобрала, голодранцев своих кормит, а нас же еще и ругает! - старик так двинул кулаком по столу, что подскочила и жалобно звякнула миска.

- И я про то говорю.

- А насчет земли как барин велел?

- Землей приказал пользоваться пока. А когда настоящая власть заступит, тогда разберемся. Он себе имение, рощу и луг желает оставить. А поля пусть мужики выкупят в рассрочку.

- Выкупить надежней, - кивнул старик. - Хоть и тяжело для кармана, зато уж заплатил и пользуйся по гроб жизни. Я завтра мужиков соберу, которые с понятием. Ты им обскажи подробно.

- Так и барин советовал. Пусть, мол, разумные крестьяне все по соседним волостям объяснят. Агитировать надо, чтобы в Красную Армию никто не шел, чтобы в лесу отсиживались до поры. Три десятка парней в лесу укроются - в Красной Армии взводом меньше будет.

- Отправим, - пообещал Василий Васильевич. - По всему уезду пройду, со стариками поговорю. И ты бы посидел возле дома, сынок. Лес большой.

- Нет, батя, я Мстиславу Захаровичу верой и правдой. Отдохну малость и снова в дорогу.

В кабинете почти так же холодно, как и па улице. Сквозь обледеневшие стекла едва заметным розовым пятном просвечивало негреющее зимнее солнце. Сотрудники Комиссариата городского хозяйства и представители предприятий, собранные на экстренное совещание, сидели в верхней одежде. Даже самые вежливые, сняв вначале шапки, снова надели их.

Чернила замерзли. Михаил Иванович делал пометки карандашом, отогревая пальцы дыханием. Записывал мало. Почти все цифры, приводимые выступавшими, были ему известны. Угрожающие, с каждым днем стремительно уменьшающиеся цифры! Весной и летом, привлекая безработных, удалось заготовить некоторое количество торфа и дров. Их хватило до января. Помогли городу общественные огороды, с которых было собрано овощей на сто пятьдесят миллионов рублей. Всю осень снабжались овощами заводские столовые, госпитали, приюты, больницы. Теперь запасы иссякли. Вторая послереволюционная зима в Питере оказалась гораздо страшней первой, хотя и та была не из легких.