Казимеж Тетмайер - Легенда Татр

— Не думал, — прохрипел Галайда.

— И сжалился ты над ним, хоть был это всего-навсего глупый зверь. А над нами никто не сжалится… Ох, не сжалится…

— Да, не чаяли мы, что сюда попадем, — горевал Кшись.

А Мардула воскликнул:

— Видишь, Бартек? Скачет медведь твой по лесу, вспоминает тебя… и неволю свою…

— Неволя! — прохрипел Галайда.

И вдруг он отскочил от стены, у которой стоял, нагнулся, наклонил голову, разбежался, сделал огромный прыжок и, с треском выломав решетку, половиною тела застрял в окне.

Кшись с Мардулой сначала остолбенели. Наконец Кшись, видя, что произошло, весело крикнул:

— Бартек!

Галайда не отвечал. Кшись окликнул его еще раз:

— Бартек! Ну и молодец! Еще такого молодца не бывало! Высоко там?

Галайда молчал.

— Обеспамятел! — сказал Мардула.

— Не диво! Давай стащим его.

Они вытащили Галайду из окна, он бессильно повис у них на руках.

— Бартек! — крикнул Мардула.

Из-под волос Галайды текла кровь.

— Голову разбил! — с ужасом воскликнул Кшись.

— Нет, башка цела, — сказал Мардула, ощупав голову Галайды под волосами. — Только кожу рассек.

Они положили его на пол. Галайда лежал неподвижно.

— Помер, — сказал Мардула. — Убился!

— Убился, — сказал и Кшись, кивая головой. — Такой сильный мужик!

— Смерть сильнее.

— Бартек! — вдруг завопил Кшись, тряся Галайду.

Но Галайда был недвижим.

— Убился, — повторил Кшись с бессильной тревогой. — Насмерть…

— Жалко его! Я его страсть как любил, — вздохнул Мардула.

— И я! — Кшись разрыдался. Заплакал и Мардула над огромным трупом.

— Бартусь, Бартусь! Кабы чуял я наперед, что убьешься, не звал бы тебя с собою! — рыдал Мардула.

Кшись скоро перестал плакать и сказал:

— А решетку он выломал.

В один миг перестал плакать и Мардула.

— Верно, — сказал он, — выломал.

— Можем бежать.

— Можем…

— Солнце только восходит. Все еще спят.

— Так мы, значит, здесь со вчерашнего полудня?

— Ну да, спали, потому что пьяны были.

Мардула рванулся, как кабан.

— Бежим!

Кшись подошел к окну и выглянул наружу.

— Никого нет. Под стеной вода. Это река Ваг. Кажись, она не больно глубока. Только высоко прыгать. Сажени три будет.

— Хоть бы десять!

— Положим его как следует, — сказал Кшись, — чтобы знали, что он был человек крещеный и что его здесь никто не убил, а он сам.

— Живей! Живей! — торопил его Мардула.

Кшись сложил руки Галайды на огромной груди и закрыл ему глаза.

— Будь здоров, брат! — сказал он, пожимая ему руку.

А Мардула высунулся уже в окно, спустил ноги и прыгнул.

Кшись поглядел ему вслед: он упал в реку, погрузился в воду по шею и стал на ноги.

Кшися охватил страх, но Мардула подавал руками знаки, чтобы он поторопился. И вот он вылез в окно, помянул матерь божию да Бырку — и прыгнул.

Он шлепнулся в воду рядом с Мардулой, погрузился в нее с головой, но Мардула, схватив его за ворот, потащил к берегу. Они кинулись в лес за рекой и побежали.

Бежали долго, наконец Кшись запыхался и проворчал:

— Легче, а то я так не могу.

Мардула немного замедлил свой бешеный бег, а Кшись бормотал:

— Славная бы из тебя блоха вышла, Франек… Либо козел… Когда помрешь, будешь с чертями на досуге по воскресеньям взапуски бегать по пеклу… Ведь ты туда попадешь за солтыса из Кальварии.

Они опять побежали, пока Кшись не запротестовал:

— Стой! Мы и так далеко убежали! Ты меня уморишь!

Остановились. Кшись тотчас уселся на корни бука. Он помолчал, посопел, а потом сказал:

— Жаль Бартека! Настоящий человек был! И добрый.

— Жаль, — отвечал Мардула. — Мне его до конца жизни жаль будет.

— И мне. Только знаешь, кабы не он, мы бы оттуда не вышли.

— Да как же выйти? Ни за что на свете! Этой решетки трем здоровенным мужикам не выломать. Я как за нее схватился, сразу это понял.

— Висели бы мы…

— Еще бы! А сначала нас бы избили! Чуть живых повесили бы!

Кшись вздрогнул и повел плечами.

— Хорошо, что он с нами был.

— Истинно, милость божья! Нам отца родного послал господь в этом Бартеке.

— Да. Бога надо благодарить, что его вместе с нами заперли.

— И что башка у него была, крепкая. Дерьмом не выбил бы решетку.

— Да. Слава богу, что мы здесь!

— Освободились.

— Э, — весело сказал Кшись, помолчав, — и подивятся же они, когда его одного найдут!

— Верно, что подивятся, сукины дети! Ведь три виселицы готовили!

— Пускай меня ищут теперь, когда я тут! А куда же мы теперь пойдем?

— К Яносику. Отыщем его! Он мужиков по дороге не сеет: все вместе идут. Вернемся за реку, да только подальше. У меня словно крылья выросли.

— Черти тебя из штанов вытряхнули! А я вчера в корчме так нализался, что еще не в себе. Посидим маленько. Гнаться за нами никто не будет, потому что мы следов не оставили. Подумают, что в реке потонули, когда из окна выскочили. Да и труп Галайды их хоть на четверть часа займет, когда его найдут: гадать будут, что случилось.

— Надо прямо сказать, Шимон, нас господь бог хранит, — заметил Мардула. — Кабы не сотворил он Галайды, не быть бы нам здесь — нас бы обязательно повесили.

— А то как же!

— Просто чудо, до чего мне везет! — продолжал Мардула. — Никому так не везет! И денег добыл и из беды вышел. И дукатов этих с собой не взял, только два. Два истратил, а штук сорок оставил у матери, в Ольче. Красивого человека и господь любит. Только знаете, Кшись, не сказывайте людям, что Галайда меня ручищей своей опрокинул. Ведь этого и не было. Я сам споткнулся, вот и все. Я бы ему не дал наземь себя повалить.

— Э, — сказал Кшись, — жалко его. Я бы его женил. Ей-богу! Играл бы у него на свадьбе, и выпили бы мы…

А Мардула ораторствовал:

— Не беспокойтесь, господь бог знает, что делает! Ведь ему до судного дня стыдно было бы, кабы он позволил меня повесить каким-то липтовским оборванцам! Это раз. А другое — любо ему глядеть на меня, все равно как на цветок. Ну, однако, побежим дальше.

— Только не так быстро. Очень уж печет! Этакая жарища! — отвечал Кшись.

Яносик Нендза Литмановский, засунув руки в разрезы штанов и вытянув вперед ноги, сидел в золоченой зале каштелянского замка в Градке на кресле, обитом красным бархатом, за ним, опершись на чупаги, стояли его друзья: Гадея, Матея, Войтек Моцарный и старый седой Саблик. А перед ним стоял бледный, испуганный каштелян, барон Иво Саланьи; от ужаса руки его бессильно повисли.

— Ваша милость, вельможный пан граф, попрошу дать ключи от казны, — вежливо сказал каштеляну Яносик.

— Казна императорская.

— Теперь я здесь хозяин! Пишите императору: Яносик Нендза Литмановский из Польши, из Нендзова Гроника в Полянах, был здесь и захватил казну… Томек! — обратился он к Гадее. — Бери мужиков и ступай с паном графом за казной.