Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

- Проходи к столу братушка, я счас накрою… Это Михаил заставил прибрать образа. Я их в сундук сховала, пусть там полежат пока… - Она обернулась и пытливо посмотрела в сторону Григория.

- Ясно.

Он посадил на вытертые колени притихшего шестилетнего сына и с улыбкой рассматривал его.

- Ты же знаешь, он идейный, так им положено.

Сидящий у большого некрашеного стола брат встрепенулся и сказал:

- Да я ничего супротив не имею! - он устало вздохнул. - Новое время, новые песни…

- Вот-вот...

На пару минут в хате повисла тревожная тишина. Молодая хозяйка усердно готовила вечерять. Мишатка требовательно теребил сильно отросшую и неопрятную бороду отца.

- Зарос ты батяня. – Он по-взрослому оценивающе посмотрел на Григория.

- Бриться нечем было.

- Даже не признал зараз… А мне гостинца привёз, аль забыл?

- Забыл...

Тот удручённо похлопал себя по карманам поношенных красноармейских штанов. Ничего там не зазвенело и не завалялось. Он виновато улыбнулся и признался:

- Не сердись на меня Михаил Григорич! – Отец виновато развёл руки.

- За што?

- Не забыл, но и не привёз… Не до того мне было. В следующий раз непременно доставлю, не сомневайся.

- Ладно, батя...

Мишка шмыгнул пару раз носом, но сдержал готовые пролиться слёзы.

- Не надо мне гостинцев, – он по-мелеховски выгнул серпом сердитую бровь. - Только не уезжай больше, никогда… чуешь?

- Не уеду! – запальчиво пообещал растроганный родитель

- Для того и вернулся…

- Навоевался, значит? – то ли спросила, то ли подытожила Дуняшка.

- Навоевался…

- Вот и хорошо, – она налила в грубые глиняные чашки свеженадоенного молока. - А у нас корова недавно отелилась.

- Кем?

- Послал Бог тёлочку, глядишь через год, две кормилицы будет.

Разговор перекинулся на хозяйственные темы, какие новости на хуторе и всё прочее. Григорий медленно ел пахнущие домом щи и изредка вставлял тихое слово в плавную речь сестры.

- Ей беременность явно пришлась к лицу. – Размышлял он.

Резкие от природы её черты стали мягче, и вся она светилась изнутри той скрытой красотой девушки, готовящейся стать матерью.

- А Михаил твой где? – Брат перебил нескончаемый поток слов возбуждённой нежданной радостью женщины. - Хорониться мне надо…

- В Вёшки на службу уехал, – сестра встревоженной птицей вспорхнула с ветки беспечности. - Днями будет…

- Как думаешь, он ко мне отнесётся? – Григорий перешёл к мучившему его вопросу. - Сдаст куда следует?

- Не знаю братушечка! – честно призналась молочно побледневшая Дуняшка. - Может и сдаст…

Старший в семье Мелеховых задумался, молча и обстоятельно закурил. Пуская густые дымовые завесы ядрёного самосада, рассеяно следил, как сестра задумчиво прибирала со стола.

- Всё едино!

Она яростно тёрла куском суконной тряпки закапанный стол, словно от этого зависела судьба их поредевшей донельзя семьи. Григорий остервенело докурил самокрутку и с надрывом сказал:

- Некуда мне больше податься.

- Зачем так говоришь?

- Надоело бегать по свету, набрыдло воевать. – Он втоптал окурок в утрамбованный до чугунного гула земляной пол. - Веришь, по ночам часто сниться, будто я пашу на быках под озимые. В степи с утра слегка подморозило. Отвальные пласты чёрной, хмельного духа, земли паруют, как будто она тяжко дышит. Важные грачи негнущимся шагом бродят по пахоте и выискивают вывороченных лемехом жирных червей…Я устало бреду по изгибающейся борозде, держусь за блестящие ручки плуга. Пахать мне ещё две десятины и я не хочу просыпаться... Не хочу!

Он обречённо рубанул по прокуренному воздуху сильной рукой, привыкшей за столько лет войны к убийственной лёгкости шашки.

- Останусь, а там побачим, куда кривая вывезет…

- Ну и ладно! – обрадовалась младшая сестричка. - Поживёшь пока тут, обстираю тебе, откормлю…

- Будь что будет!

- Только не выходи днём на баз, хотя и соседей наших нету… Степан Астахов сказывали подался на чужбину, но мало ли… А Михаил вернётся тогда и порешим.

Успокоившийся немного старший Мелехов, кивнул давно не стриженой головой и согласился:

- Как скажешь хозяйка. – Он грустно улыбнулся. - Пойду спать, вон и Мишутку уж сморило…

- Зараз постелю вам!

Григорий грузно поднялся и, взяв сонного сына на руки, ушёл в горницу. Вскоре там стало тихо. Задумчивая Дуняшка долго стояла посредине хозяйской половины:

- Как изменился Гриша, постарел!

Прижимая руки к округлившейся груди, она смотрела влажными глазами на закрывшуюся за ними дверь.

- Чем же помочь-то тебе? – думала она, по-бабьи жалея непутёво сложившуюся жизнь старшего брата.

Перебирая в голове различные возможности она твёрдо решила первой поговорить с мужем и убедить того помочь брату.

Из станицы Вёшенской Михаил Кошевой выехал затемно, когда сразу не поймёшь, ночь ещё или проклюнулось утро. Случайно подвернулась оказия, знакомый казак Семён Завалин ехал домой и проезжал мимо родного хутора.

- Надоело, хочу до дома. - Михаил накануне сговорился с ним, отпросился у начальства, и сейчас зарывшись для согрева в дурманящее сено, дремал в поскрипывающих розвальнях.

- Слышь, Михаил! – обратился к нему разговорчивый возница. - Спишь али как?

- Дремлю…

- Я вот об чём думаю себе… - Семён, немолодой казак мигулинской станицы, был готов разговаривать и ночью. - Послабления от Советской власти идёт. Вишь ты разрешили частную торговлю. Откель только в лавках всё сразу появилось. Чудно! Спичек и соли нигде не было, а тут враз всего навалом…

- Прятали... – сказал Кошевой, от возмущения вырвавшись из сонного плена. - Шкурники!

Семён продолжал что-то бормотать, ему собеседники очевидно не особо нужны. Михаил, чертыхаясь про себя на неспокойного попутчика, принялся расслабленно думать:

- Как-то получается неправильно. – Он подоткнул под ноющий бок охапку сопревшего сена. - За что боролись? Зачем прогоняли лабазников и лавочников? Чтобы вернуть обратно? Непонятно…

В начале весны 1922 года до них, наконец-то докатился из Москвы загадочный НЭП.

- Разрешили нанимать работников! – возмущался в душе Кошевой. - Это что ж получается, опять бедные будут гнуть спину на богатеев?

Он из-за холода перевернулся телом на другую сторону и зло сплюнул:

- Зачем тогда революцию делали? Зачем столько лет воевали?

Весна не торопилась забирать законную власть. Не зная, какой сегодня день на календаре, ни за что не поверишь в её приход. Угрюмые сугробы по обеим сторонам наезженной дороги не думали таять. Никаких звуков свойственных весне и пробуждению жизни не наблюдалось.

- Холодно, как зимой. - Природа спокойно спала до известного ей срока.

Тишину звёздной ночи нарушали редкие всхрапы замордованной кобылки, да скрипучие стоны рассохшихся саней.