Иван Родионов - Жертвы вечернiя

Онъ выругался страшнымъ, кощунственнымъ ругательствомъ, точно выплюнулъ цѣлый потокъ смердящаго гноя и зловонной грязи. Онъ поплевалъ въ кулаки. Онъ наслаждался.

Юрочка, стиснутый съ двухъ сторонъ державшими его, тяжело дышалъ, мутнымъ взо-ромъ обвелъ своихъ палачей, взглянулъ въ окровавленное, неумолимое, недоступное ника-кому человѣческому чувству, четырехугольное лицо своего истязателя и на мгновеніе оста-новился глазами на его голыхъ рукахъ.

Передъ нимъ все исчезло. Онъ ничего больше не видѣлъ, кромѣ этихъ окровавленныхъ, мускулистыхъ, волосатыхъ, огромныхъ рукъ, ворочавшихся на подобіе мельничныхъ толка-чей. Онѣ были засучены выше локтей съ сжатыми кулаками.

У Юрочки замерло сердце.

Онъ какъ-то вдругь весь обмякнулъ, обвисъ, почувствовалъ себя безсильнымъ, малень-кимъ, беззащитнымъ...

Онъ едва на мигъ оторвалъ глаза отъ матроса и съ неописуемой тоской оглядѣлся вокругъ...

Никакихъ надеждъ и какъ ужасно!

Матросъ съ звѣринымъ ревомъ съ разбѣга ринулся на Юрочку...

«Бить нельзя. Пусть убьютъ. Все равно», — рѣшилъ онъ.

Оцѣпенѣніе какъ рукой сняло. Юрочка немного отдышался. Онъ встрепенулся всѣмъ тѣломъ и вновь почувствовалъ себя готовымъ для послѣдней смертельной борьбы.

Въ своемъ концѣ онъ не сомнѣвался, онъ его чувствовалъ.

Ужасные кулаки матроса были уже передъ самымъ его лицомъ, когда Юрочка, собравъ послѣднія силы, отклонилъ отъ удара голову и съ отчаяніемъ рванулся въ сторону...

Матросъ промахнулся. Страшный ударъ пришелся частью по плечу одного изъ державшихъ, частью по воздуху.

Матросъ волчкомъ перевернулся на мѣстѣ и съ наклоненнымъ корпусомъ пробѣжавъ нѣсколько шаговъ, ткнулся головой въ землю.

Въ сатанинской ярости, рыча, какъ озлобленная собака, онъ вскочилъ и бросился назадъ, къ Юрочкѣ.

— Чего жъ ты меня бьешь, дьяволъ?! — завопилъ, падая, тотъ красный, который полу-чилъ непредназначавшійся ему ударъ.

Другой повисъ на рукѣ Юрочки и съ испугомъ, и неуверенностью въ голосѣ кричалъ:

— Да што вы, черти лупоглазые... роты разинули?.. Дьяволы!.. держите... держите... Вишь лягается... здоро-овый...

Юрочка не потерялъ ни одного мгновенія.

Ударомъ ноги изо всей силы онъ отпихнулъ отъ себя краснаго...

Рукавъ его затрещалъ и лоскутомъ повисъ въ воздухѣ.

Краемъ глаза на одинъ только мигъ Юрочка уловилъ какъ красный, обѣими руками схватившись за животъ, съ крикомъ боли и злобы плюхнулся на землю, только мелькнули въ воздухѣ ступни его задранныхъ ногъ.

Юрочка бѣжалъ, какъ пущенная изъ лука стрѣла и въ первыя же мгновенія выигралъ съ десятокъ шаговъ.

Все это произошло такъ неожиданно и такъ быстро, что красные опомнились не сразу.

— Да лови, лови! Держи, держи! — всѣ разомъ кричали они.

Юрочка отлично бѣгалъ и своими длинными, легкими ногами дѣлалъ по цѣлинному, крѣпкому полю саженные прыжки.

Тяжелые, коротконогіе, упитанные мужики не могли поспѣвать за нимъ.

Сзади раздавались проклятія, ругательства, угрозы, крики, топотъ тяжелыхъ ногъ, гром-кое сопѣніе, протрещали два-три выстрѣла, просвистали пули...

Впереди въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ, изъ-за бугра, точно вдругъ выросла изъ земли и бѣжала на встрѣчу цѣпь вооруженныхъ людей...

Они размахивали винтовками и что-то кричали.

Юрочка сразу призналъ въ нихъ своихъ партизанъ.

Они спѣшили къ нему на выручку.

«Господи, я спасенъ!» — благодарнымъ, радостнымъ гимномъ пронеслось въ головѣ Юрочки и всеобъемлющей, духъ захватывающей отрадой передалось душѣ и сердцу, точно онъ только что воскресъ изъ мертвыхъ.

У него, уже задыхающегося, прибыло силъ.

И вдругъ передъ нимъ снова, какъ никогда, во всю мощную неоглядную ширь безграничной панорамой развернулась зеленая и синяя даль, такая безкрайная, такая до жути манящая, а за ней огромный, багровый, на половину скрывшійся дискъ солнца...

И земля млѣла въ розовомъ сіяніи и золотилась прощальными лучами. Какъ хорошо!

«Земля родная, единственная, неповторимая, какъ я люблю тебя! — трепетно прожгло въ сознаніи, въ сердцѣ и во всемъ существѣ Юрочки. — Но зачѣмъ все такъ несуразно? О, какъ люблю, люблю и хочу жить!».

— Господи, помоги! Господи, помоги! — въ страстной мольбѣ взывалъ Юрочка, съ пожирающей жадностью слѣдя, какъ уменьшалось разстояніе между нимъ и партизанами.

Вотъ уже маячутъ лица. Что-то кричатъ...

«Спасенъ, спасенъ!»

Ему стало легче. Его охватила радость. «Они» отстали, не стрѣляютъ, да и не попадутъ. Мелькнулъ образъ матери и ихъ роскошный деревенскій домъ...

— Мамочка, милая...

Бритый матросъ, схвативъ ружье, шагахъ въ сорока сзади Юрочки упалъ на одно колѣно.

Онъ едва переводилъ духъ и старательно прицѣливался въ свою ускользающую жертву.

Злоба душила его.

Грудь бурно вздымалась, руки тряслись и винтовка ходила ходуномъ.

Онъ долго прицѣливался. Ему все и всѣ мѣшали: и собственное возбужденнее состояніе, и преслѣдующіе Юрочку товарищи. Того и гляди, подстрѣлишь своихъ.

Матросъ кричалъ имъ, ругался, махалъ рукою.

Они отбѣжали въ сторону.

Жертва одна на бугрѣ, какъ на ладони.

«Вразъ надо, а то опосля уже не попаяешь», — сверлило у него въ мозгу.

Онъ еще разъ старательно приложился, затаилъ дыханіе, поймалъ на прицѣлъ и нажалъ на спускъ.

Грянулъ выстрѣлъ.

Юрочка не слыхалъ его.

Что-то не сильно толкнуло его сзади, а въ глазахъ брызнули и погасли вѣнчики кровавыхъ лучей и искръ.

Онъ, какъ на смерть перепуганный и оправившійся отъ испуга, счастливый ребенокъ, шепталъ:

— Мамочка, милая, мамоч-ч-ч... — но вдругь споткнулся на послѣднемъ звукѣ и какъ ни силился, соскочить дальше не могъ... и все тише: ч-ч-ч... а оно не поддавалось, не шло дальше. Досадно такъ. Передъ глазами въ спокойномъ и ровномъ солнечномъ освѣщеніи на мигъ, какъ отполированное зеркало, мелькнула знакомая съ дѣтства рѣка и скакалъ по глади ея пущенный его рукой камешекъ и кружки по водѣ, чѣмъ дальше, тѣмъ меньше и тамъ также ч-ч-ч все тише и тише... и камешекъ булькъ на дно... и камешекъ онъ самъ... странно!..

Тотъ багряный, огромный, на половину уже скрывшійся подъ землей дискъ солнца, вдругъ подпрыгнулъ, молніеносно сплющился и сразу, неожиданно погасъ въ его очахъ... все погасло...

«Да гдѣ же онъ! — изумленно пронеслось въ нѣмѣющемъ разрушенномъ мозгу. — А-а-а-а!» — открытымъ ртомъ протянулъ Юрочка, наконецъ-то, догадавшись, что весь онъ во всѣ стороны растекается и проваливается въ бездонную пропасть, которой еще мгновеніе назадъ онъ такъ ужасался и такъ старательно избѣгалъ, а теперь все равно, не страшно...

Юрочка, подобно тому, какъ пловецъ бросается въ воду, конвульсивнымъ движеніемъ вобравъ голову въ плечи и слегка наклонивъ ее впередъ, упалъ лицомъ на распаренную, теплую, пахучую землю...