Иван Родионов - Жертвы вечернiя

Юрочка, этотъ полуребенокъ съ крѣпкой душой мужчины и гордымъ сердцемъ героя, перечувствовавшій и переиспытавшій столько, что хватило бы не на одну вѣковую жизнь, съ его вѣрой, надеждами, съ его страданiями, подвигами, теперь былъ окровавленнымъ безды-ханнымъ трупомъ.

Красные облѣпили его, чтобы бить. Надъ нимъ занесли приклады, поднялись тяжелыя ноги.

— Чего надрываетесь, сволочи?! — крикнулъ матросъ. — Бѣлки-то у васъ повылаполо, што-ли?! Назадъ! Скорѣй, да скорѣича, дьяволы рогатые! «Кадети» бѣгутъ!

Все это бритый выкрикнулъ съ животнымъ ужасомъ и впереди товарищей со всѣхъ ногъ бросился къ балкѣ

Тутъ только шагахъ въ ста увлекшіеся красные замѣтили бѣгущихъ на нихъ съ бугра партизанъ.

Крики ужаса прорѣзали воздухъ.

Пригнувшись, кидая ружья, широко размахивали руками, — на бѣгу сбрасывая патрон-таши, мѣшки, даже куртки и обувь, они, какъ стая трусливыхъ шакаловъ, бросились враз-сыпную.

Со стороны партизанъ затрещали частые выстрѣлы. Не надолго поле вдругъ загрохота-ло....

Въ разныхъ точкахъ широкой степи стали кувыркаться и падать казавшіеся игрушечно маленькими человѣческія фигурки.

Солнце своимъ верхнимъ холоднымъ багрянымъ краемъ издалека чуть-чуть выглядыва-ло изъ-за земли, и, казалось, не желая больше созерцать мерзкія и злыя человѣческія дѣянія внизу, на землѣ, длинными, широкими полосами посылало свои золотистые, прощальные лучи прямо ввысь, къ чистому, еще ясному небу.

Сплошной, все шире и плотнѣе надвигающейся тѣнью точно гигантской, все густѣющей вуалью, заволакивалась просторная, волнообразная степь.

Красныхъ нигдѣ уже не было видно, точно они сгинули или провалились сквозь землю.

Партизаны подобрали два трупа: еще теплый — Юрочки, и холодный, обобранный Волошинова.

Чига — кличка донскихъ казаковъ.

Казаки, возвратившиеся съ войны и разъѣхавшиеся изъ своихъ частей по домамъ

Имѣніе — имущество (донской говоръ.)

Дукмасъ — стаканчикъ.

Чумбуръ — третій, самый длинный поводъ на казачьей уздечкѣ.

Пирогъ — каравай хлѣба (донской говоръ).

Саманъ дѣлается изъ смѣси соломы и глины.

Сытые, хорошо одѣтые красноармейцы называли добровольцевъ дохлыми за то, что тѣ были измождены, худы и дурно одѣты.

Перначъ — укороченная булава, знакъ атаманскаго достоинства.

Впослѣдствіи выяснилось, что изъ всѣхъ брошенныхъ въ Елизаветинской несчастныхъ раненыхъ какимъ-то чудомъ спаслось трое, въ Гначбау убиты всѣ. ...