Алексей Павлов - Иван Украинский

Орудийные передки располагались примерно в полуверсте от батарей, в долине степной речушки, поросшей ивовыми кустарниками и высокой травой. Взяв с собой разведчика, Украинский ходким шагом направился к речке. Он застал ездовых за безобидным и мирным занятием. Они выпрягли лошадей из передков и, удерживая в поводке, подпасывали разнотравьем у самой кромки воды.

— Вы что, сказились? — повысил голос на красноармейцев командир артиллерийской разведки. — Бой еще не кончился, а вы уже коней повыпрягали. А вдруг понадобится поднять пушки на передки или беляки прорвутся?

Отчитав бойцов со всей командирской строгостью, Иван уже более спокойно приказал:

— Все упряжки привести в полную готовность.

Чуть помедлив, добавил:

— На скате установить непрерывное наблюдение.

Занявшись подсчетом боекомплекта, Украинский через

15—20 минут услышал какой‑то непонятный, все отчетливее доносившийся гул, растекавшийся с правого фланга.

— Товарищ командир! — вдруг услышал Украинский зов наблюдателя. — Впереди шось маячить…

Иван поднялся на скат и с содроганием увидел трагическую картину. Растянувшись на добрую версту, к речке во весь дух порознь и отдельными кучками бежали красноармейцы в расстегнутых гимнастерках, с перекошенными от испуга лицами. Самый резвый из них, оторвавшийся от всех, поравнявшись с артиллеристом, дико вращая глазами, закричал:

— Рубите постромки и тикайте быстрее! Нас белая конница окружает.

Выхватив из кобуры браунинг и направив его на беглеца, Украинский, задыхаясь от переполнявшей его ярости, прохрипел:

— Со страху очумел, паразит!

Рванув за шиворот красноармейца, Иван придавил его к земле за естественным приречным бруствером, угрожающе произнес:

— Оборону здесь держать будешь. Иначе пристрелю, как собаку.

В доли секунды он отдал приказ повозочным скакать к батареям, где сейчас особенно нужны были снаряды. Одному из них бросил отрывисто и резко:

— Передашь Иванову, что я остался здесь задерживать пехоту для отражения атаки белой конницы. Пусть огневики нас хорошо поддержат.

Одна за другой упряжки со снарядными передками, грохоча по кочковатому грунту с еле приметными тропками, выбитыми скотом, понеслись по своим маршрутам. Со своим разведчиком и запасным ездовым Иван взбежал на скат к задержанному им стрелку. Сюда приближалась основная масса отступленцев.

Как только они, запыхавшись от бега, выскакивали к речному склону, Иван, с двух сторон прикрытый винтовками бойцов, размахивая браунингом, властно и громко командовал:

— Сюда, в цепь, будем давать отпор белякам.

И, чтобы успокоить запаниковавших стрелков, уверенно добавлял:

— Сейчас наши пушки ударят.

Верхняя кромка берега с обнажившимися слоями глины вправо и влево все шире заполнялась приходившими в себя красноармейцами. Среди пехотинцев уцелело несколько командиров. Избавившись от первого потрясения, они тоже стали наводить порядок в обороне. Возвратившееся сознание подсказывало, что конная лава врага, с гиком надвигавшаяся с правого фланга, достигнув речки, уткнется в береговой откос, кони наверняка заартачатся и галопом не понесут своих всадников. Эта заминка — самый удобный момент для прицельного огня по врагу.

Как ни перетрусили красноармейцы, но большинство из них винтовок своих не бросило, сейчас их стволы выжидательно нацеливались на конный отряд казаков.

А в это время командир дивизиона Иванов до крови кусал себе губы и никак не мог принять решение. Подоспевшие в нужный момент снаряды он не мог тут же пустить в дело. Беспорядочно отступавшая пехота заслоняла

собой казачьи сотни, и ударь он из орудий прямой наводкой — снаряды могли бы выкосить ряды чужих и своих.

— Вот проклятье, — сквозь стиснутые зубы шептал дивизионный, не отходя от телефонного аппарата, соединявшего его с батареями.

Гоня впереди себя до роты бегущих красноармейцев и нещадно рубя отставших, озверевшие покровцы вплотную приблизились к речке. И тут произошло для них неожиданное. Залегшие на берегу красные, с таким трудом собранные артиллеристом Украинским, почти в упор резанули по казакам несколько винтовочных залпов. На поле вздыбились кони, с седел на землю полетели десятки убитых и раненых. Лава повернула назад.

— Наступила наша очередь, — просиял Иванов, отдавая четкие команды на открытие огня. — От нас далеко не ускачете.

Вражеские сотни накрыл огненный смерч. Снаряды батарейцев рвались в гуще конной лавы, таявшей буквально с каждой секундой. В безумии и отчаянии какой‑то вахмистр, кликнув группу казаков, на полном карьере, отколовшись от основного ядра, устремился к огневой позиции второй батареи, решив какой угодно ценой воздать возмездие красным артиллеристам. К прискорбию всех бойцов дивизиона покровцы ураганным налетом на боевые порядки батареи почти полностью вырубили два орудийных расчета, а пушки вывели из строя гранатами.

Жаль было погибших артиллеристов и пехотинцев, но полной катастрофы удалось избежать, враг не только не сомкнул кольцо окружения, а сам понес еще большие потери. Когда Украинский после разгрома прорвавшейся конницы белых увиделся с командиром дивизиона, тот обнял взводного и расцеловал:

— Спасибо, родной, если бы не твоя воля и находчивость, едва ли нам удалось бы уцелеть.

Однако частный этот и другие успехи, да еще в малом секторе, не сделали погоды. Вновь все обернулось горечью отступления соседних частей на свои прежние исходные позиции. Победы не получилось, хотя и поражения красйых войск враг не добился. Советские бойцы закреплялись в своих старых окопах.

Война — не театральное представление. Сколько в истории человечества было выдающихся полководцев, которые, осуществляя свои замыслы, вели легионы, не зная

поражений, а потом, утратив инициативу в силу разных причин, откатывались с войсками с занятой территории, теряя людей, честь и славу.

А здесь шла борьба беззаветно преданных революции рабочих и крестьян, еще слабо обученных, по преимуществу с неопытным командным составом, против своих вековечных врагов — эксплуататорских классов, вставших под ружье ради того, чтобы зубами, кровью, чем угодно — лишь бы возвратить себе право привилегированной жизни. На Кубани, где контрасты между полюсами борющихся высвечивались с особой силой, гражданская война принимала все более ожесточенный характер.

Все лето 1918 года на Кубани и всем Северном Кавказе — это сплошная череда больших и малых сражений белых и красных с переменным успехом для тех и других. Кризисный зенит наступил, когда деникинская армия вылезла из своего логова и обрушилась на разрозненные части Северо — Кавказской Красной Армии, расположенные в районах Торговой, Песчанокопского, Белой Глины, Тихорецкой. За каких‑нибудь полтора — два месяца из битого, но не добитого яйца дракона проклюнулось и вымахало страшное чудовище, в своей потенции обещавшее разрастись до громадных размеров. Числом намного меньше, чем у красных, деникинские формирования отличались большой воинской выучкой, имели в достатке оружия и боеприпасов, половина всего первоначального состава представляла собой офицерские кадры. Все это, помноженное на удесятеренную классовую ненависть, делало дивизии врага опасной и грозной силой.