Алексей Павлов - Иван Украинский

К сожалению, до конца 1918 года в Москве главное военное командование республики не придавало должного значения деникинскому нашествию на Кубань. Несмотря на героическое сопротивление красных войск, противник неудержимо продвигался вперед. 23 июня в его руках оказалось село Лежанка, 25 июня — станция Торговая, 11 Заказ 33,

28 июня — станица Великокняжеская, 6–7 июля — село Белая Глина и станция Ея. Находившийся здесь в пекле боев главком Калнин тщетно ожидал подмоги с Ростовского участка фронта — его распоряжение Сорокин не выполнил и свежую боеспособную дивизию не прислал. По — прежнему считая отпор немцам наиглавнейшей задачей, Сорокин удерживал свое 30–тысячное войско в пассивной обороне.

А за один день — 14 июля — деникинцы заняли не только прирельсовые станицу Терновскую и станцию По- рошинскую, но и весь Тихорецкий железнодорожный узел. События развивались настолько стремительно, что в плен едва не угодил сам главком Калнин. Захватив врасплох военкома А. С. Силичева, начальника штаба Балабина и военспеца Сосницкого, белые тут же их расстреляли.

О том, что происходило в ближайшей станице Тихорецкой, Ивану Украинскому поведал земляк — красноармеец, сумевший спрятаться от неожиданно ворвавшихся белых. Он переждал несколько дней в надежном убежище, а потом пробрался к красным в Кущевскую. Еще не придя в себя от пережитых ужасов, боец, волнуясь и сглатывая слова, рассказывал:

— Белые учинили дикую расправу над всеми пленными красноармейцами, командирами, советскими и партийными работниками.

— Что тебе известно о судьбе моего зятя Василия Букина, — нетерпеливо спросил Иван. — Ведь он был с тобой вместе в одном полку?

Красноармеец опустил голову, выдавил из себя:

— Нет Васи Букина. Его белые расстреляли.

Украинский заскрипел зубами. Овладев собой, задал

вопрос:

— А что с Фастовцом, председателем Совета?

Ответ был столь же ошеломляющим:

— Его повесили. Выдал родной дядя, бывший атаман.

Больше у Ивана не хватило сил расспрашивать бойца,

он уже и так понял, что счет убитым и измордованным белоказачьими шомполами идет на сотни и тысячи человек. Вдовой осталась его сестра Надежда, сиротой — маленький племянник. «Вот какая она, классовая месть врагов, — промелькнула в голове невеселая мысль. — Или они нас, или мы их прижмем к ногтю, иных шансов нет».

В Кущевскую Украинский приехал с передовой ненадолго, по поручению Иванова, разведать и распытать в

только что обосновавшемся здесь штабе Сорокина, чего можно теперь ожидать в связи с круто изменившейся обстановкой — полным захватом белыми единственной железнодорожной ветки Тихорецкая — Царицын, по которой до этого весьма удаленный от боевых действий армии военный совет Северо — Кавказского фронта хоть изредка, хоть что‑то присылал в подкрепление. А как теперь, откуда снабжаться оружием, боеприпасами, снаряжением, обмундированием, денежным довольствием? Ничего вразумительного узнать не удалось, командиры сорокинского штаба и сами не ведали, куда влечет их рок событий.

В том же штабном вагоне, занимая два купе, располагался политкомиссар Михаил Алехин со своими работниками. Неторопливый, вдумчивый комиссар встретил Ивана приветливо. Он знал разведчика — артиллериста по его боевым делам и как делегата третьего Всекубанского съезда Советов. После взаимных приветствий и разговора о сложившейся тяжелой ситуации краском попросил Алехина:

— Дайте мне рекомендацию для вступления в партию большевиков. Не могу больше оставаться беспартийным.

— Сделаю это с удовольствием, — присаживаясь за стол, ответил Алехин.

Он взял чистый лист бумаги и принялся писать рекомендацию. Начертав несколько слов, спросил:

— Ты с какого времени в красных войсках?

— Официально со 2 февраля. А фактически уже в январе воевал против филимоновцев.

Под рукой политкомиссара росла лесенка крупных букв, выстраиваемая уверенным почерком. Закончив писать, Алехин поднес к глазам текст, внимательно прочитал, затем, подавая документ Украинскому, произнес:

— Рекомендую и надеюсь, что ты будешь стойким ленинцем.

Потом Алехин подробно объяснил командиру артраз- ведки суть решений только что закончившихся учредительных съездов в Екатеринодаре по созданию единой партийной организации Северного Кавказа и объединенной Северо — Кавказской социалистической республики, проходивших под руководством Орджоникидзе.

— Перед лицом возросшей угрозы со стороны белых, — заявил Алехин, — требуется собрать воедино все силы юга России. Это поможет сплотить многочисленные народы и национальности Северного Кавказа.

Комиссар взял с нижней полки купе из большой кипы несколько газет, подал их Украинскому:

— Прочти сам и ознакомь своих артиллеристов. Здесь даются отчеты о съездах, посмотришь, кто избран секретарями Северо — Кавказского крайкома партии. Одного‑то из них ты хорошо знаешь по Тихорецкой — это Михаил Константинович Меньшиков.

Уже в пути к разъезду Мечетному Иван перелистывал газетные листы. На одном из них, где излагались выступления участников 1–го Северо — Кавказского съезда РКП(б), краском надолго задержал свое внимание. Излагалось то, что сказал Меньшиков. А Михаил Константинович говорил об опасности в борьбе с контрреволюцией, чуждыми элементами, примазавшимися к Советской власти, о предательской роли меньшевиков и эсеров. «Мы должны подчиняться распоряжениям центра, — читал в отчете Украинский страстный призыв Меньшикова. — Нам необходимо наладить работу по организации армии и очистить ее от разлагающих элементов как сверху, так и снизу».

— Что правда, то правда, — размышляя вслух, произнес Украинский. — Много еще дерьма путается у нас под ногами.

Кто знает, окажись Меньшиков на первой, решающей роли в руководстве нового крайкома РКП (б), может быть, по — иному сложился бы и весь ход последующих событий, лучше, более благоприятно для революции решались бы многие военные и политические проблемы в масштабе всего края. К тому у Меньшикова были все данные: рабочий — большевик с 1903 года, профессиональный революционер, побывавший не раз в царских ссылках и тюрьмах и, как утверждали многие, лично встречавшийся с Лениным за границей, проявивший себя умелым, бдительным и решительным председателем ревкома в Тихорецкой в первые же месяцы после октябрьского переворота, в то самое время, когда этот железнодорожный узел являлся основным средоточием всех революционных сил на Кубани.

Избранный на пост первого секретаря Северо — Кавказ- ского крайкома РКП(б) М. И. Крайний, двадцатилетний молодой член партии, совсем недавно пробрался из оккупированной немцами Одессы на Кубань, никого здесь не знал и его тоже не знали, авторитета он завоевать не успел. Недавний гимназист окунулся в кипящий котел чрезвычайных событий, которые требовали куда более, чем у