Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

— А ты ему сиси дай, сиси!.. — жарко шептала Вивдя.

— О-о-о! — стонал, покачиваясь из стороны в сторону матрос Гречка, который двенадцать часов стрелял из пушки по “Гебену” и “Бреслау”. — За что кровь проливали? За что боролись? Чтоб вам… из стонадцати орудий… Огонь! Огонь!..

В Киеве это был как раз день торжества свободного самоопределения — праздник подготовки к первому всенародному волеизъявлению.

В этот день во исполнение высшего права гражданина и на основании статьи 52 Закона о выборах было объявлено начало подготовки к выборам новой, революционной Думы вместо дореволюционной, сформированной еще при царе из цензовых представителей. Новую, революционную Думу надлежало избирать всенародно — из представителей всех партий. Дата самих выборов должна была быть объявлена особо.

Кроме того, в этот день Временное правительство опубликовало решение — в связи с необходимостью подвести под завоевания революции прочную финансовую базу — объявить всенародную подписку на “Заем свободы”.

Еще на рассвете сотни учащихся средних школ разошлись по всем кварталам города, и к утру столица Украины обрела необычный вид: не только афишные тумбы, но и стены домов в центре и заборы на окраинах с первым лучом утреннего солнца расцвели плакатами, афишами, лозунгами.

На плакатах на фоне огромного красного знамени красовалась миловидная девица в ярком одеянии, и фигуру ее находчивый художник подал так, что полотнище знамени как бы переходило в длинный, волнистый шлейф девичьего платья: девушка была словно одета в знамя и символизировала Свободу.

Под этим плакатом висела афиша — официальное извещение комиссии по подготовке выборов с публикацией списков зарегистрированных кандидатов. Списки русских партий были напечатаны на русском языке, украинских — на украинском, польских — на польском, еврейских — на еврейском; если же партии выступали в блоке, список печатался четыре раза подряд на всех четырех языках.

На стенах домов, на заборах и фонарных столбах пестрели еще и листовки всевозможных расцветок. Цвета листовок были не произвольными, а строго регламентированными: каждая партия имела свой цвет. “Вы будете голосовать за список номер 1”, — призывали голубые листовки эсеров. “Мы будем голосовать за список номер 2!” — заявляли розовые листки эсдеков-меньшевиков. “Голосуйте за список, номер 3!” — приглашали желтенькие объявленьица партии народной свободы. “Пожалуйста, отдайте свой голос только за мой список, за мой номер, за мой цвет, за мою партию!” — уговаривали свободных граждан листовки всех цветов спектра.

Само собою разумеется, что над входами во все правительственные и общественные учреждения были вывешены по случаю торжества красные знамена.

Над Педагогическим музеем, где разместилась Центральная рада, развевалось знамя двухцветное: желто-голубое.

Рестораны и кафе: “Шато”, “Максим”, “Франсуа”, “Семадени” — из чисто коммерческих соображений водрузили рядом и красные и желто-голубые стяги.

Национальные знамена — бело-малиновое, белое с шестиконечным “давидовым щитом” и зеленое с полумесяцем — выставили клубы польский, еврейский и татарский.

Над клубом “Мать-анархия” раскинула вороньи крылья черная хоругвь.

Было воскресенье — свободный от работы день.

В восемь часов утра, как обычно, разбежались от типографии мальчишки-газетчики, оглашая улицы певучими и пронзительными криками: “Киевская мысль”! “Последние новости”! “Южная копейка”! Последнее название было с давних пор насмешливо переиначено и выкрикивалось непременно так: “Дюжина — копейка! ” А применительно к содержанию сегодняшнего номера — как наиболее сенсационную новость и выражение своего неисправимого профессионального скептицизма в оценке мировых событий — они горланили только что скомпонованную частушку:

В сегодняшнем номере газеты — ложкой будничного дегтя в бочку праздничного меда — было помещено официальное уведомление о сокращении сахарного пайка до фунта в месяц и хлебного — до фунта в день, а также о запрещении свободной продажи на рынках куриных, утиных и даже голубиных яиц…

По улицам громыхали трамваи — огромные пульманы франко-бельгийской компании с плетеными венскими сиденьями; катили один за другим тупорылые автоомнибусы маршрутных линий на Дарницу и Святошино; мчались трехколесные “циклонетки-таксомоторы” с клаксонами, оглашающими ущелья улиц пикантными мотивами из популярных оперетт.

В девять часов начались стихийные манифестации.

Из Политехнического института, расположенного на Брест-Литовском шоссе, высыпали студенты-политехники со знаменем, на котором было написано: “Свобода — народу! ” Они перешли на Святославскую, к Высшим женским курсам, и оттуда повели с собою курсисток, шедших под знаменем “Да здравствует свобода!”. Политехники и курсистки промаршировали до Коммерческого института, находившегося на углу Нестеровской, и включили в свои ряды студентов-коммерсантов под знаменем “Свобода — наше будущее!”. На углу Владимирской к ним присоединились и студенты университета. Лозунг на знамени универсантов был предельно лаконичен: “Свобода!” Но, вопреки правилам грамматики, слово было заключено в восклицательные знаки спереди и сзади: “!Свобода!”

Манифестацию возглавил в полном своем составе “Косостуд” — “Коалиционный совет студенчества”, подняв над собою девиз молодого поколения революционной интеллигенции: “Обновленная Россия воспрянет от ига рабства и насилия”.

Тротуары густо усеяла праздничная толпа. По краю мостовой один за другим шествовали фигуранты с рекламными щитами от многочисленных киевских кабаре-миниатюр: “Интимного”, “Бергонье”, “Аполло”, “Киссо”, “Буфф”, “Пел-мел”, “Би-ба-бо”, “Ки-ка-пу”… Они рекламировали Вертинского, Руденко, Сокольского, Франкарди и мадемуазель Гопля.

Ручьями улиц праздничная толпа стекалась к Крещатику, и тут сразу происходило разделение: солдаты, горничные и мастеровые толкались только по правой стороне; офицеры, чиновники и дамы в шляпах — только по левой.

Однако собирался народ не столько у броских плакатов, сколько у разноцветных анонсов синематографов.

“Шанцер” анонсировал на сегодня сенсационный “Шумной жизни пир” с Лысенко и Мозжухиным; “Синема” — “Разбойника Антона Кречета” по нашумевшему роману Раскатова; “Экспресс” — Макса Линдера в “Паутине любви”; “Люкс” рекламировал гвоздь сезона “Поцелуй сирены” с королевой экрана Верой Холодной и Руничем. Но биоскопы “Новый мир”, “Колизей” и “Шремер”, тонко улавливая политическую ситуацию, объявляли в день свободного волеизъявления демонстрацию эпохальных боевиков по две тысячи метров каждый: “Предатель Мясоедов”, “Тайны императорской фамилии” и “Гришка Распутин”.