Дмитрий Дмитриев - Два императора

— Государь, ваше величество!..

Дурова хотела что-то сказать, но слёзы мешали. То были слёзы радости и восторга. Видеть великого из монархов, говорить с ним составит радость всякому.

Она опустилась на колени.

— Встаньте! — Государь протянул Дуровой руку, чтобы помочь ей встать.

— Я слышал, вы — не мужчина? Это правда?

— Правда, ваше величество, — тихо ответила государю Надежда Андреевна.

— Расскажите мне всё подробно: как поступили вы в полк и с какою целью, — проговорил государь.

Он говорил с Дуровой стоя, опёршись рукою о стол.

Надя дрожащим голосом в кратких словах рассказала государю историю своей жизни и причину своего поступления в уланский полк.

Император слушал со вниманием; когда она окончила, государь стал хвалить её неустрашимость.

— Вы — первый пример в России; ваше начальство о вас отзывается с большой похвалой. Храбрость ваша беспримерна, и я желаю сообразно этому наградить вас и возвратить с честию в дом вашего отца.

— Будьте милостивы ко мне, ваше величество, не отправляйте меня домой, — проговорила Дурова голосом, полным отчаяния, и снова упала к ногам государя. — Не заставляйте меня, государь, сожалеть о том, что в сражении не нашлось ни одной пули, которая бы прекратила дни мои.

— Встаньте и скажите, чего вы желаете.

— Милосердый государь, дозвольте мне носить мундир и оружие. Это — единственная награда, которую вы можете мне дать… другой не надо. Государь, я родилась в лагере! Трубный звук был моей колыбельной песней… я страстно люблю военную службу и чуть не с колыбели её полюбила; начальство признало меня достойной носить мундир и оружие. Признайте и вы это, великий государь, и я стану вас прославлять, — тихо проговорила Дурова, смотря на государя глазами, полными слёз.

— Если вы полагаете, что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградой, то вы её получите, — после некоторого молчания проговорил государь.

— Ваше величество! — с радостью воскликнула Надежда Андреевна.

— Вы будете носить моё имя, то есть называться Александром; но не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нём… Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены? — спросил император Александр Надежду Андреевну.

— Куда вы, ваше величество, соблаговолите меня назначить.

— Назначаю вас офицером в Мариупольский гусарский полк — этот полк один из храбрейших. Я прикажу зачислить вас туда; завтра вы получите от генерала Ливена денег, сколько вам надо будет на обмундировку.

Государь подошёл к столу, взял с него крест святого Георгия и собственноручно вдел его в петлицу мундира счастливой Нади.

Она вспыхнула от радости, в замешательстве схватила обе руки государя и стала их с благоговением покрывать поцелуями.

— Ваше величество! Мой всемилостивейший монарх!.. — заговорила было Дурова, но слёзы радости и счастья мешали ей говорить.

— Надеюсь, что этот крест будет вам напоминать меня в важнейших случаях нашей жизни, — проговорил государь.

«Много заключается в словах сих! Клянусь, что обожаемый отец России не ошибётся в своём надеянии; крест этот будет моим ангелом-хранителем! До гроба сохраню воспоминание, с ним соединённое; никогда не забуду происшествия, при котором получила его, и всегда, всегда буду видеть руку, к нему прикасавшуюся!» — так пишет Дурова в своих «Записках».

Несмотря на просьбы своего отца, Надежда Андреевна с ним не поехала, а отправилась в полк, назначенный ей государем.

Вернёмся в княжескую усадьбу. Было утро. Едва только проснулся князь Владимир Иванович, как в его кабинет не вошёл, а вбежал впопыхах старик Федотыч.

— Князь, ваше сиятельство, вставайте скорее, радость нам Господь послал! — задыхаясь от волнения, проговорил старик.

— Радость? Какую? — с удивлением посматривая на камердинера, спросил князь.

— Большую радость, князь.

— Неужели Софья?

— Приехала, ваше сиятельство!

— Господи, благодарю Тебя! Где же она? Где моя дочь?

— Я здесь, здесь, папа!

Софья вбежала в кабинет отца.

— Соня, дочь моя! — Старый князь зарыдал, как ребёнок, обнимая княжну.

— Папа, дорогой папа…

— Скорее к матери, порадуем её.

— Мне сказали, мама больна, я боялась её беспокоить…

— Пойдём к ней, твой приезд исцелит её.

Лидия Михайловна во всё отсутствие дочери не вставала с постели; она сильно страдала. Увидя свою дочь, которую, по мнительности своего характера, не считала в живых, княгиня обмерла от радости, крепко сжимая в своих объятиях молодую девушку.

В этот счастливый день царила радость не в одном княжеском доме; ликовало всё село Каменки. Все крепостные любили добрую и приветливую Софью.

Расстояние от хибарки Сычихи до Каменков княжна проехала без особых приключений. Сычиха хорошо знала дорогу и скоро доставила Софью в княжескую усадьбу. Когда первый порыв радости прошёл, княжна рассказала, как она спаслась, благодаря Сычихе, из заключения.

— О, если бы мне отыскать этого мерзавца, дорого бы поплатился он! — проговорил князь. — Какая неблагодарность, какая неблагодарность!

— А ты хотел, мой друг, благодарности от подкидыша! — проговорила княгиня.

— Где же та женщина, которая помогла тебе уйти? — спросил князь.

— Она, папа, в людской.

— Пусть, пусть войдёт сюда, мы должны её поблагодарить, она возвратила нам дочь! — сказала княгиня.

Сычиху щедро наградили и отвели ей на время в усадьбе небольшой чистенький домик; старуха боялась возвратиться в свою лесную избёнку: она не знала, что от её избёнки остались одни головни.

Скоро вернулся с поисков и Леонид Николаевич, напрасно объехав несколько десятков вёрст. Какова же была его радость, когда он услыхал, что невеста его возвратилась! Счастью молодого человека не было конца; он обнимал и целовал всех, а на долю Сычихи выпала со стороны Прозорова щедрая награда.

— За что жаловать изволишь, сударь? — кланяясь ему, говорила старуха.

— Как за что, старая? Пойми, ты ведь невесту возвратила мне. Да за это тебя всю золотом осыпать надо!

— И, сударь, я и так получила вдоволь, на мою жизнь хватит. Немного мне надо — вот погощу у вас, благодетелей, недельку-другую, а там и в путь.

— Куда же ты пойдёшь? — спросила у Сычихи княгиня.

— По святым монастырям и обителям пойду. Грехи свои большие замаливать стану. Много, много нагрешила я на своём веку. Пора, господа милостивые, подумать и о покаянии. Не знаешь свой смертный час, а не покаявшись — страшно умирать!.. — проговорила задумчиво старуха и поникла своею седою головой.

Назначенную после Пасхи свадьбу Прозорова и Софьи отложили по причине болезни Лидии Михайловны и потому ещё, что ждали приезда с войны молодого князя; упорно держался слух, что скоро последует мир с Наполеоном. Леониду Николаевичу не больно нравилось затягивать свадьбу, но он принуждён был покориться и ждать.