Борис Тумасов - Покуда есть Россия

— В поступках царя проглядывает хитрый лис Горчаков, — вставил Саффет-паша.

— Что смог бы даже самый мудрый министр, не имей царь Александр столь храбрых солдат и достойных офицеров? Мои уши всё время слышат имена Гурко-паши, белого паши Скобелева, Тотлебен-паши, и зимой отыскавших путь через Балканы. А Сулейман-паша и летом бился своей глупой головой о Шипку. Аллах наказал меня недостойными аскерами, трусливыми как зайцы, а паши уподобились ослам. Даже храбрые янычары [76], моя надежда и верная опора, не в состоянии остановить гяуров… Ты думаешь, Саффет-паша, зачем русский царь отправил нас на переговоры к главнокомандующему? Он затягивает время, чтобы, взяв Адрианополь, приставить штык к нашему горлу… Но, Саффет-паша, мы будем достойными зрителями на конференции, где будут ощипывать наших победителей. Интересы Порты представит Лондон, хотят того инглизы или нет. Им не безразлично, в чьих руках ключи от проливов, а Вене и Берлину — где установит Россия свои пограничные столбы. И да будем уповать на помощь пророка…

Накануне отъезда в Санкт-Петербург Александр II изъявил желание собственными глазами увидеть горные вершины, какими прошла гвардия на Софию. В поездке императора сопровождали главнокомандующий, военный министр и министр иностранных дел. Кареты и коляски катили по заранее расчищенному перевалу, ничем не напоминавшему о недавних жестоких боях. Траншеи и орудийные дворики умиротворённо лежали, присыпанные снегом. Дорогу охраняли усиленные пикеты. Впереди, справа по трое, шёл лейб-гвардии Кубанский казачий эскадрон, за ним по отделениям сводная гвардейская рота, потом взвод гвардейских сапёров и команда пешей артиллерии. Замыкал государев конвой полуэскадрон всех гвардейских кавалерийских полков.

На самой вершине царь велел остановиться. Вышел из кареты. Дул пронзительный ветер, сыпала пороша. Александр зябко поёжился. Великий князь, разминая затёкшие ноги, указал на дальнюю горную синеву:

— Там, за хребтом Стара-Планина, и откроется София.

Александр промолчал. Мысли его занимали иные вещи. По мере продвижения армии к Стамбулу Александра охватывало чувство раздвоенности. Вступить в древний Константинополь, столицу Византийской империи. Не об этом ли мечтала императрица Екатерина? Византия, давшая Руси христианство. От её базилевсов [77]повелось на Руси венчание на царство. Знаменитая шапка Мономаха…

Овладеть Константинополем, взять в свои руки ключи от черноморских проливов…

Велик соблазн, но реальность отодвигала то, чего так жаждал и что высказывал лишь в интимных беседах с близкими император. Но сегодня даже родной брат Николай, тем более военный министр Милютин и канцлер князь Горчаков и слышать не желают, чтобы гвардия вошла в Стамбул. Александр именует его Константинополем.

Император мысленно видит себя на белом коне, въезжающим в город впереди полков, чётко, как на царских манёврах, печатающих шаг…

Александр садится в карету, велит возвращаться назад, в Порадим, брату, великому князю Николаю Николаевичу говорит недовольно:

— Ты вместе с Горчаковым и Милютиным отнимаешь моё сокровенное — почувствовать себя хозяином Константинополя и Босфора, насладиться Золотым Рогом и гаванью. Я считал, что наконец-то отдам дань поруганному османами Царьграду.

— Твоя минутная слабость, брат, может стоить России всего, чего достигли этой кампанией.

— С того времени, когда Россия встала на черноморских берегах, мы имеем на проливы такие же права, как и Оттоманская Порта. Но какое отношение имеет к Дарданеллам и Босфору Англия?

Помолчав, снова заговорил:

— Я возвращаюсь в Петербург. Дальнейшее будет зависеть не только от нас.

— Ты намерен вернуться в столицу, не ожидая окончания кампании?

— Она фактически завершена. Я желал финиша в Константинополе, но, к моему огорчению, от меня сие не зависит. — Нахмурился, посмотрел в окошко кареты на горы, сказал снова: — В Петербург меня зовут обстоятельства.

— Ты имеешь в виду беспорядки на Патронном?

— Они, как тебе известно, имели место не только на одном заводе… Здесь, среди моих верных солдат я чувствую себя в безопасности больше, чем в Петербурге, где развелось слишком много разного рода нигилистов, но мой долг лично проследить, как выкорчёвывается всякая крамола. В России нет места безумному свободомыслию, от коего одно неустройство государственное…

— Оттоманская Порта запросила перемирия, — Александр II и князь Горчаков стояли друг против друга в сияющем чистотой салон-вагоне царского поезда. — Я велел великому князю Николаю Николаевичу при ведении переговоров не допускать уступок. — Император холодно смотрел на министра иностранных дел. — Наши союзники румыны, сербы и черногорцы должны иметь полную независимость. Я желал бы того для Боснии и Герцеговины, но вы, князь, сами говорили, нам необходимо успокоить австрийцев, потому мы согласны на автономию и протекторат.

— Ваше величество, — Горчаков ёжился, зяб по-стариковски. — Австрия всё более и более принимает враждебное к нам положение и сближается с Англией. Россию будут склонять на автономию Болгарии под протекторатом Турции либо Австро-Венгрии.

— Мы уже это слышали.

— Но при нынешней ситуации…

— Нынешняя ситуация, князь, поставила нас в положение победителей.

— Ваше величество, иногда и в победах ощущается горечь. Достаточно вспомнить Кавказскую войну. Шестьдесят лет мы покоряли многоплемённый Кавказ. Замирили всех от Каспия до Черноморья, но какой ценой! И что скажет история об отъезде миллиона черкесов?

— Они покинули Россию, подстрекаемые турецкими эмиссарами.

— Вы правы, ваше величество, происки Турции. Но куда смотрели наши военные, наконец, дипломаты, допустившие, чтобы народ покинул родину, могилы предков и скитался на чужбине?

— Это прошлое, князь, ему четверть века, вернитесь ко дню сегодняшнему.

— Простите, ваше величество, — Горчаков слегка поклонился. — Из Вены Николов пишет: Дьюла Андраши готовит ноту России. Он протестует против создания на Балканах независимого славянского государства Болгария. Андраши ссылается при этом на нарушение нами Рейхштадтского и Будапештского соглашений [78]. Как бы нам ни было трудно, а мы обязаны отстаивать свободу Болгарии.

— Я иначе мир и не мыслю, — Александр насупил седые брови. — Великий князь Николай Николаевич приступит к переговорам после того, как отряды Гурко или Радецкого начнут марш на Стамбул.

— В связи с этим, ваше величество, у меня есть сообщение посла из Лондона графа Шувалова: адмирал Хорнби получил предписание ввести флот в проливы и расчехлить орудия.

— Эта непомерно жадная обрюзгшая старуха Виктория трясёт телесами, стараясь запугать нас. Видит Бог, лорд Биконсфилд движет эскадру из Безикской бухты к проливам и обратно, как неуверенный шахматист фигуры… Мне кажется, любимчик королевы лорд Биконсфилд был более последовательным, когда носил просто имя Дизи.