Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь

Было около двух часов, когда в ночной тишине раздался первый протяжный и тревожный удар, послуживший сигналом к избиению. Прозвучал он на час раньше условленного срока; так захотела Екатерина, сгоравшая нетерпением.

В это время Генрих Наваррский с отрядом гугенотов шел к королю, чтобы в очередной раз потребовать мести убийцам, замышлявшим покушение на адмирала. Шел сам в лапы к убийце и вел людей, не зная и не догадываясь, что ждет их впереди.

В одном из коридоров, том, куда выходили двери королевских покоев, их остановил Нансе с отрядом вооруженных гвардейцев.

— Приказано дальше никого не пускать, — объявил он, расставив руки в стороны и загораживая проход.

— Что это за приказ? — спросил Генрих. — Разве он относится к королю Наваррскому?

— Именно так. Вас, сир, и вас, принц, велено немедленно провести к королю.

— Но мы к нему и идем! Нансе холодно продолжал:

— С вами пойдут господа Лесдигьер и Матиньон. Остальные останутся здесь. Следуйте за мной!

Оба Генриха пожали плечами. Их окружили и повели в покои короля, остальных шпагами и пиками бесцеремонно стали выталкивать во внутренний двор Лувра, прямо под королевские окна. Едва они, недоумевая, возмущаясь и бранясь, вышли во двор, как их встретила уже давно дежурившая здесь швейцарская стража, которая начала безжалостно рубить и колоть клинками шпаг, пиками и алебардами. Бедные гугеноты истошно закричали, в панике заметались, не зная, куда деваться, иные пробовали защищаться, но повсюду их настигало не знающее жалости оружие врагов, и они падали, проколотые насквозь, иссеченные секирами и алебардами, роняя на булыжник головы и густо поливая его кровью.

Генриха Наваррского с его спутниками тем временем провели к королю.

— Что происходит, черт возьми, кузен? — недоуменно спросил Генрих. — Может быть, вы мне объясните? Почему увели от меня моих людей и что за крики слышатся во дворе?

— Ты спрашиваешь, что происходит, Наварра? — страшным голосом, выпучив глаза, воскликнул Карл. — Ты хочешь знать, что сталось с твоими людьми и что за крики доносятся сюда с улицы? Тогда иди сюда и посмотри в окно. Двор хорошо освещен и тебе не придется напрягать глаза. Вы все подойдите!

Они выглянули в окно и увидели сцену страшного побоища. И все это на их глазах, какие-нибудь несколько туазов отделяло их от кровавого зрелища.

Лесдигьер и Матиньон отпрянули от окна и схватились за шпаги. Король заметил это.

— Не советую вам делать глупости, господа, иначе вас зарежут прямо здесь же, подле вашего короля и еще быстрее, чем вы думаете, мне стоит только крикнуть. Ты спрашиваешь, что происходит, Наварра? Я отдал приказ уничтожить гугенотов, этих смутьянов, посягавших на жизнь короля. Их всех безжалостно истребят сегодня же ночью, всех, слышишь ли ты меня, не оставят ни одного! Это сделано будет мною для блага государства, для его спокойствия, для усмирения бунтовщиков.

Генрих и Конде не верили ушам и все никак не могли оторваться от окна, за которым падали, сраженные убийцами, последние гугеноты. Только теперь до них стал доходить смысл бесчисленных предостережений, которые получали они и адмирал, только теперь они поняли причину показного свадебного дружелюбия и тревожного, напряженного состояния юрода, в котором он пребывал. Теперь ясен стал гул толпы и звон оружия, которые они слышали на улицах, и возбужденное состояние народных масс, молча и угрожающе стекающихся и Луврский квартал.

Кузен, вы сошли с ума! — воскликнул Генрих Наваррский. Карл не отвечал, демонстративно отвернувшись от окна, будто бы то, что происходило за ним, его вовсе не интересовало.

— Бедный Бовуа… — прошептал Генрих, не отрывая взгляда от окна и узнавая в одном из убитых своего преданного наставника и гувернера.

Оба Генриха, как по команде, повернулись к королю.

— Значит, все это было страшной интермедией, рассчитанной на то, чтобы одним ударом расправиться с гугенотами? — вскричал Конде. — Свадьба, замешанная на крови!

— Нет, Конде, клянусь Богом, ты не прав! — резко повернулся Карл. — Но вы сами пошли на обострение, спровоцировав чудовищный заговор против меня, и я решил предупредить удар, направленный на трон Валуа, в сердце Франции!

— О каком ударе вы говорите, кузен? — воскликнул Генрих Наваррский. — Кто сказал вам такую чушь? Мы всегда были самыми верными подданными и не имели в мыслях покушаться на жизнь вашего величества.

— Заговор раскрыл Гиз! Зачинщик всему — ваш хваленый адмирал! Он вознамерился превратить Францию в гугенотскую республику, а меня убить и посадить на трон другого короля, от имени которого он сам будет управлять государством! Но, клянусь печенкой Вакха, у него это не выйдет, и он сам поплатится головой за то злодеяние, которое замыслил против дома Валуа.

— Боже мой, какая чудовищная нелепость! — простонал Генрих, схватившись за голову.

— Бедный адмирал, — проговорил Конде и устремил взгляд в сторону особняка на улице Бетизи. — Теперь он там один на один с убийцами.

— Но у него есть охрана, — возразил Лесдигьер, — и она не даст его в обиду!

Король криво усмехнулся:

— Охрану из пятидесяти аркебузиров прислал герцог Анжуйский, мой брат. Командует ими капитан королевской гвардии Жан де Монлезен, злейший враг Колиньи, Понимаете теперь, во что превратилась его охрана?

— Он пропал, — прошептал Лесдигьер.

— Сир, но это же безумство! — воскликнул Генрих Наваррский. — Что скажут о вас потомки, узнав о злодеяниях, совершаемых по вашему приказу? Что скажут монархи европейских держав, с которыми вы дружны?

— Скажут, что подобного деяния не совершал еще ни один государь во вселенной, что король Карл IX потряс весь мир в этот день, который войдет в историю! Скажут, Наварра, что шаг этот сделан мною во имя победы над еретиками, для торжества святой римско-апостольской веры, для блага и мира во французском королевстве.

— Мира? Вы думаете, протестанты Франции вам простят?

— Ты меня удивляешь, Наварра! Неужто ты думаешь, что я затеял эту акцию только в Париже?

Протестанты переглянулись.

— Приказы отданы наместникам, сенешалям и военачальникам всех провинций и крупных городов, где проживает большинство гугенотов. Когда их не останется, тогда некому будет бунтовать и устраивать заговоры.

— Но, государь, — возразил Матиньон, — ведь останутся женщины и дети, из которых вырастут другие гугеноты, свято хранящие веру отцов!

— Будут истреблены все: старики, женщины и дети! — разрезал воздух рукой Карл.

— Но ведь так вы уничтожите добрую половину Франции!

— Ну и что же, зато другая половина будет предана королю и не будет помышлять о мятежах.

— Вы лишитесь также половины армии государства! Кто встанет под ваши знамена, если нападет внешний враг?