Теодор Парницкий - Аэций, последний римлянин

И как раз тогда-то — провидя события, которые потом действительно разыгрались в Африке, — Аэций пришел к неколебимому убеждению, что прославляемый хронистами и панегиристами Бонифаций, собственно, не заслуживает ничего, кроме пренебрежения, и никогда не дорастет до того, чтобы стать опасным соперником.

Ведь что следовало, по мнению Аэция, сделать после победы над императорским войском? Опираясь на всех недовольных, которыми кишела Африка — прежде всего на ариан и донатистов, — потребовать от Плацидии, под угрозой задушить Италию голодом, самых высоких званий, вплоть до патриция включительно, и для подтверждения своих намерений действительно на месяц прекратить подвоз хлеба. Аэций настолько был уверен в близком триумфе и возвышении Бонифация, что начал спешно запасаться галльским хлебом, готовясь к долгой смертельной борьбе с новым и действительно грозным, имеющим в руках страшное оружие — голод — соперником. А что сделал Бонифаций? Вместо того чтобы требовать и угрожать, как это три года назад с отличным результатом сделал Аэций в Аквилее, он повел с Плацидией войну, дав ей время собрать и отправить в Африку новое войско под командованием Сигизвульта, который не только удачно и почти беспрепятственно высадился, но и в первой же битве наголову разбил независимого властителя Африки и без труда захватил важнейшие порты: Гиппон и Карфаген, восстановив сообщение между Италией и ее житницей.

Все, что произошло потом, Аэция уже не волновало, но только еще больше убедило в неспособности и в незадачливости Бонифация. Как некогда Иоанн к Ругиле, так теперь комес Африки обратился к вандалам за помощью против Плацидии. Вандалы, для которых плодороднейшие и богатейшие африканские провинции всегда являлись предметом мечтаний и вожделений, как в свое время для Алариха, поспешно переправились из Испании на помощь Бонифацию, но вместо того, чтобы содействовать его цели и выполнять его приказы, начали грабить весь край и захватывать города. Пришедший в отчаяние Бонифаций, который невольно стал виновником бедствий, постигших управляемую им страну, и жестоких преследований своих единоверцев, стремясь загладить вину, выступил против вандалов: король Гензерих без труда разбил его и в короткое время стал хозяином обеих мавританских провинций — Цезареи и Тингитаны. Тогда перед лицом опасности, грозящей потерей всей Африки, наступило примирение Плацидии и Бонифация. Войска наместника Африки и Сигизвульта, еще недавно борющиеся друг с другом, объединились для совместной защиты империи, римского мира, ортодоксальной веры, а прежде всего, как полагал Аэций, хлеба.

Почти в то самое время, когда Аэциевы люди совершили покушение на Феликса, колченогий ублюдок Гензерих разгромил соединенные войска Бонифация и Сигизвульта и, вторгшись в Нумидию, осадил Гиппон. Аэций не сомневался: через две-три недели город сдастся… Он уже знал, чего стоит прославляемый хрониками и поэтами комес Африки!

Даже после смерти Феликса особа Бонифация еще какое-то время куда меньше привлекала внимание Аэция, чем, скажем, подозрительная активность норов и ютунгов в верховьях Дануба. Он выступил против них для защиты пограничных провинций — Реции и Винделеции, и туда-то прибыло просто невероятно звучащее известие, которое заставило Аэция взглянуть на осажденного в далеком Гиппоне комеса Африки как на соперника. Когда на заседании тайного императорского совета префект претория Италии Вирий Флавиан от имени всего совета обратился к Августе Плацидии с просьбой увенчать заслуги Аэция патрициатом, Плацидия с язвительной усмешкой ответила, что куда дольше ожидает наград за выдающиеся заслуги славный Бонифаций. Известие это насторожило Аэция, и он более пристально начал присматриваться к деятельности пренебрегаемого им Хлебного амбара, как он его обычно называл. С некоторым удивлением убедился Аэций, что Гиппон держится вот уже полгода с лишним, и он невольно даже признал в душе превосходство Бонифация в искусстве обороны города. Сжившись с варварскими способами сражаться, Аэций не выносил крепостей, ненавидел осады и никогда не давал загнать себя даже в самую мощную цитадель.

На какое-то время от особы Бонифация его отвлекла просьба епископа Гидация, который из Испании просил помощи против короля свевов Гермериха. Испанцы уповали, что Аэций не только с молниеносной быстротой разгромит все усиливающихся за Пиренеями свевов, но и триумфальным походом пересечет всю страну и через Геркулесовы столпы вторгнется в Африку, обрушившись на вандалов с тыла, и вынудит их снять осаду с Гиппона, как это он двукратно делал, громя готов под Арелатом. Но Аэций вовсе и не рвался драться с вандалами; да и со свевами у него что-то не ладилось, не так, как с варварами, населяющими Галлию. Гот Веттон, который по его приказу вторгся в Галлецию, вынужден был быстро из нее убраться, одновременно пришло известие, что жена Аэция умерла от сильной горячки. Ни глубоко взволнованный Астурий, который первым принес весть о смерти дочери Карпилия, ни близкий Аэцию молодой Кассиодор, да и все приближенные не могли понять, какие чувства вызвала в душе непобедимого весть об утрате златокудрой подруги, которую все окружение Аэция дарило искренним почтением. Как бы то ни было, Аэций немедленно выехал в Италию, чтобы торжественно похоронить жену, и в Испанию уже не вернулся, предоставив вести борьбу со свевами Астурию, которого повысил, нарекая его комесом Испании. Астурий в благодарность направил любимому вождю молодого трибуна и поэта Меробауда, дабы тот своими стихами воспевал каждый поступок Аэция.

Погребя бренные останки дочери Карпилия в чудесном склепе, где уже давно покоились вечным сном Флавий Гауденций и его жена, Аэций вернулся в Галлию, которую покинул после победы на Колубрарской горе. Тут он чувствовал себя лучше, тут его больше почитали и уважали; а он решил, что сейчас лучше всего — находиться среди преданных ему людей, поскольку пренебрегаемый им ранее Бонифаций начинал казаться ему все более опасным. Гиппон мужественно оборонялся вот уже год, приковывая Гензериха и его быстро тающие силы к одному месту. А тем временем из Восточных областей уже плыло в Африку огромное войско под началом еще одного друга Плацидии — Аспара. Консул Басс недвусмысленно предостерегал Аэция против козней Августы, которая не скрывала, что после уничтожения Гензериха соединенные силы Бонифация и Аспара наверняка пригодятся для восстановления покачнувшегося престижа императорского трона во внутренних провинциях империи.

Аэций давно уже не испытывал такого волнения, которое охватило его при известии, что Гензерих, понеся огромные потери, снял осаду Гиппона. Спустя неделю Аспар соединился с Бонифацием и Сигизвультом, чтобы всей громадой преследовать отступающих вандалов.