Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая

Мальчуган подпер голову ладонями и погрузился в раздумье. Затем он заметил, показывая на Огюста:

— Отец! А если этот парень умеет читать, писать, считать? Тогда эти документы — как раз то, что ему нужно. Вот потеха!

Огюст наконец крепко заснул; но его лицо даже в полумраке пылало лихорадочным румянцем, он весь горел. Старик подошел к нему, взяв фонарь.

— Быть может, ему уже не понадобится никаких документов! — промолвил он грустно.

— А если пойти за Филиппом или за его братом? — предложил мальчик. — Они, наверное, дома. Вот кто мог бы вылечить этого парня. Ведь они на все руки мастера.

— Что ж, сбегай за ними. Может быть, они в самом деле сумеют пособить.

Мальчуган легко и проворно, как истый парижский гамен, взбежал на шестой этаж по скользкой от грязи лестнице, ни разу не оступившись, хоть и было темно. Там снимали мансарду четверо братьев. Двое старших привыкли к тяжелой работе и говорили о тех, что помоложе: «Пускай они будут счастливы и за себя, и за нас». Малыши, как птенцы в гнезде, питались тем, что им приносили братья. Поэтому неудивительно, что Филипп и Андре казались гораздо старше своего возраста, а Пополь и Тотор — моложе.

Пока мальчуган бегал наверх, тряпичник еще раз просмотрел документы Жильбера Карадека. И ему вспомнилось, как однажды на его глазах ветер погнал стайку насекомых прямо на птицу, попавшую в силок… «Неужели для того, чтобы один спасся, другой должен погибнуть? — думал сын гильотинированного. — Проклятое общество! Волчьи законы! На свалку, на свалку все!» Он многого не знал, а то бы для его размышлений нашлось куда больше пищи…

Есть люди, которым фатально не везет; но то, что не приносит им никакой пользы, может выручить других.

Документы Ивона Карадека помогли Жаку Бродару; а сейчас документы его племянника, Жильбера Карадека, должны были спасти Огюста.

Тряпичник не знал также, что Сен-Назер — родина не только Карадеков, но и человека, чье свидетельство могло стать роковым для обоих Бродаров, а именно — Жан-Этьена, агента тайной полиции, покусившегося на жизнь своей матери.

Судьба то сталкивает людей, как буря — песчинки, то отбрасывает их далеко друг от друга. Много ли нужно для этого? Лишь порыв ветра, либо уносящий песчинки вдаль, либо погребающий их навсегда…

Мы уже говорили, что Девис-Рот напоминал жреца-друида, а также инквизитора. Он был преступником, но его толкали на злодеяния не личные интересы, а кастовые, в то время как у Эльмины, Гектора и Николя брали верх животные вожделения. Здание веры, где царил мрак, Девис-Рот защищал от вторжения света не менее рьяно, чем средневековые феодалы — свои замки. У него было немаловажное достоинство — постоянное присутствие духа.

Речь Бланш в немецком клубе и ее смерть нанесли иезуиту страшный удар, но и эту неудачу он, по своему обыкновению, позаботился осветить так, чтобы ее можно было преподнести публике. Он только что кончил правку номера газеты «Сердце Христово». Там был помещен некролог, где случившееся в Лондоне излагалось в следующих выражениях:

«С глубоким прискорбием извещаем читателей о кончине м-ль Бланш де Мериа, последовавшей при печальных и драматических обстоятельствах.

Читатели, вероятно, помнят, что ее брат, граф де Мериа, некоторое время тому назад внезапно заболел душевным расстройством. Этот недуг был в их семье наследственным, но о нем старались не напоминать, чтобы не ускорять катастрофы.

Последняя из рода, де Мериа надеялась, уехав в Лондон, избежать роковой болезни, но была, внезапно поражена ею, когда случайно находилась на собрании в Немецком клубе. Она поднялась на трибуну и ко всеобщему удивлению произнесла сумбурную речь, содержание которой передать затруднительно. Это был какой-то бред, ужаснувший слушателей.

Когда м-ль де Мериа спускалась с трибуны, еще одно происшествие повергло всех в смятение: известный русский нигилист Михайлов, давно приговоренный своими соумышленниками к смерти, был убит по решению тайного революционного комитета.

Однако трагические события вечера на этом не закончились. В приступе безумия, м-ль де Мериа скрылась во мраке. На другое утро труп несчастной нашли в Темзе. Ее одежда была в полном порядке: юбка, связанная у щиколоток, оказалась безупречно чистой… Господь, как видно, хранил бедняжку и в невзгодах.

Склонность к предосудительным знакомствам, в которой нередко упрекали графа де Мериа, также вызвана унаследованным им прискорбным душевным недугом. Вот почему мы не стали отвечать на злобные нападки по этому поводу, имевшие место не так давно.

Эта пространная, но довольно-таки путаная заметка не вполне удовлетворила Девис-Рота; он задумался над нею. Приход слуги прервал его размышления.

— Что вам нужно, Пьер? — спросил священник.

— Одна дама настоятельно просит, чтобы ваше преподобие приняли ее. Она утверждает, что может сообщить вам нечто очень важное.

Иезуит сжал голову руками. Смерть Бланш грозила новым скандалом. Он старательно избегал упоминать, о чем именно говорила Бланш, дабы впоследствии легче было отрицать или извратить ее слова. Достаточно ли этого, чтобы сбить с толку врагов церкви? А тут какая-то ничтожная женщина вздумала отвлечь его по личному делу, мешать важным занятиям. Девис-Рот решил было не пускать ее к себе, но потом подумал, не явилась ли она в самом деле с каким-нибудь известием?

— Пусть войдет, — сказал он.

Любой художник счел бы наружность посетительницы вполне подходящей для Двора чудес [46] Двор чудес — площадь в Париже; в средние века — средоточие воров, мошенников, калек. или разбойничьего притона. В ее фигуре было что-то змеиное, в лице — что-то жабье; ее угодливый взор выражал наглость и хитрость. Что таилось под этой личиной?

Маленькая, коренастая, изжелта-бледная, эта женщина, несмотря на отталкивающую внешность, обладала необъяснимой гипнотической силой. Ее глаза пристально следили за собеседником, впивались в него, словно щупальцы спрута. Однако взгляд ее не произвел впечатления на Девис-Рота. Он так властно посмотрел на вошедшую, что та поклонилась чуть не до земли.

— Чем могу служить, сударыня? — холодно спросил иезуит.

Поклонившись еще раз, старуха начала сладеньким тоном:

— Моя дочь получила рекомендацию от вашего преподобия… Вот почему…

— Как зовут вашу дочь?

— Бланш Марсель.

— Она же умерла?

— Умерла Клара Марсель, сударь, а не Бланш.

Девис-Рот питал предубеждение к этой фамилии.

— Так что же вам нужно?

Женщина неуверенно пролепетала:

— Моя дочь, ваше преподобие, в течение нескольких месяцев заведовала приютом Нотр-Дам де ла Бонгард, что весьма ей повредило.