Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2

— Конечно!

— Мы считаем Егора Алексеевича честным человеком, а Малика оговорила его, вернее, подставила… Она поспорила с одним из новых русских, что запросто любого преподавателя подкупит. Ну, за деньги сдаст экзамен…

— Ты говори, да не заговаривайся… — выскочила вперед студентка Радзанова. — Хватит вешать на меня всех собак. Ни с кем я не спорила… Если я с Кавказа и мусульманка, значит, меня можно обвинять во всем. Не получится, буду жаловаться! — И она выскочила из аудитории.

Все зашумели, как в пчелы в улье.

— Тихо, тихо, — поднял руку Савва Николаевич. — Спасибо, что просветили, по правде сказать, я всех этих подробностей не знал. Я не сомневаюсь в честности и порядочности доцента Синичкина Егора Алексеевича. Это во-первых. А во-вторых, кто затеял это грязное дело, нужно вывести на чистую воду. И сделать это нужно с вашей помощью. А сейчас давайте прекратим дискуссию и перейдем к лекции…

Аудитория, еще немного пошумев, успокоилась. Савва Николаевич, умудренный опытом человек, сам когда-то бывший студент, был благодарен этим мальчишкам и девчонкам за их смелый поступок — они заступились за преподавателя. И слезы невольно навернулись на глаза профессору. Он отвернулся к окну, достал платок, протер лицо и очки, постоял так несколько минут, а потом как ни в чем не бывало сказал:

— Студенты, как солдаты, не должны сдавать свои позиции и своих командиров. Иначе они уже не студенты, а стадо. Извините за вольность. — Он хотел еще что-то добавить, но его слова заглушили аплодисменты.

— Мы с вами, Савва Николаевич…

Через год дело на хирурга Синичкина закрыли из-за недоказанности самого получения взятки. Егор Алексеевич вернулся в свой любимый город на добротной иномарке, одетый в хороший костюм. Он первым делом бегом бросился на свою бывшую работу.

— Савва Николаевич, здравствуйте! — ворвался он в кабинет профессора.

— Ну вот, другое дело! — увидев улыбающегося и счастливого Егора Алексеевича, пробасил Савва Николаевич и крепко обнял его за плечи. — Так держать! Выход всегда напротив!

— Спасибо! Савва Николаевич, всегда буду помнить, я — ваш должник на всю жизнь.

— Нет, ты, Егорушка, мне ничего не должен. Лучше будет, если поможешь другому, когда кто-то будет нуждаться в твоей помощи. А еще благодари своих студентов. Это они вывели на чистую воду пошляков и мерзавцев, торговавших честью и достоинством преподавателей.

— Обязательно поблагодарю, Савва Николаевич. Сегодня уже все разошлись, а завтра с утра у вас же лекция, вот на ней, с вашего разрешения.

— Хорошо, договорились. А не пойти ли нам, Егор Алексеевич, в «Красную территорию».

— Не возражаю, только жену предупрежу и детей.

— Ну конечно, без этого нельзя. Кстати, и я позвоню Людмиле Сергеевне.

— Только, чур, я сегодня плачу.

— Хорошо. — И Савва Николаевич улыбнулся.

И оба, довольные, расстались, назначив встречу на восемь вечера.

Белое пятно луны то ярко вспыхивало, то вновь пряталось за облака, словно ныряло в бездонную глубину Вселенной. И только крыши домов изломанной линией снизу, а сверху оконная доска, как рамка, обрамляли небесную картину. Лежа на гостиничной кровати, Савва Николаевич загрустил. Совсем не так он представлял свою встречу с родным ему Питером. Мозглое утро встретило его при въезде в город мелким нудным дождем и холодным пронзительным ветром. Было такое впечатление, что силы природы протестовали против его приезда, пытаясь не то предупредить, не то остановить: мол, езжай к себе в N-ск, а тут тебя не ждут.

Савва Николаевич усмехнулся невольным и безрадостным мыслям, решив для себя, что, несмотря ни на что, он здесь будет и обязательно защитит свои идеи и своих соратников в вечном споре ученых разных школ. Кто прав, кто виноват, покажет время. Но время зачастую работает и против правды, заручившись поддержкой агрессивного большинства спорщиков. Так что диалектика Гегеля в действии. Только не струсь, найди в себе силы, встань с кресла и скажи: у меня другое мнение.

Хотя, что значит для большинства «другое» мнение, если сверху уже санкционировано нужное мнение.

Савва Николаевич горько усмехнулся в очередной раз. Ему вспомнились шестидесятые годы, в начале которых по всей стране шла посевная кукурузы. Он как сейчас помнил, как их, пацанов-пятиклассников, посадив в открытые грузовые машины с лавками поперек, везли в соседний колхоз «Первое мая» на посадку кукурузы. Свежевспаханное поле еще было влажным и холодным от перевернутых пластов земли. Весенний воздух, едва только прогретый неярким северным солнышком, запахи первой листвы и травы будоражили кровь.

Остановив машину на краю поля, водитель вместе с учителем математики, классным руководителем, вылезли из кабины.

Василий Степанович скомандовал:

— Слезайте, приехали!

Школьники с шумом и смехом соскочили на землю, лишь только девчонки не знали, как им спуститься.

— Ребята, помогите же девчонкам сойти. Подайте руки. Проследите, чтобы они поставили ногу на скат, вот так… — И Василий Степанович показал, как нужно это делать, опустив на землю пионервожатую Нинку Рогозину. — Мартынов, Дербидвитов, а ну помогать!

— Савва, Савва, помоги мне, — вдруг позвала Савву тихая соседская девчонка Надя Шелестова, протягивая руки через борт.

Савва, смущаясь, стоял, не зная точно: помочь или нет. А вдруг ребята засмеют. Но его личное самолюбие сработало, как всегда, безотказно. Савва подскочил, схватил руку Надюхи, потом привстал на колесо, помог ей перекинуть ноги через борт, поддерживая за край куртки.

— Ой, я сейчас упаду — заверещала Надька.

— Да не трусь. Я тебя держу. Опускай ноги вниз, на колесо, рядом со мной, а сама за борт держись, не упадешь, — наставлял ее Савва, забыв про все на свете. Новая, неожиданная и волнующая волна шибанула Савву, окатив его с ног до головы. Он впервые почувствовал близость девчонки и понял, что это не то же самое, если бы сейчас стоял рядом с кем-то из парней.

Какое-то не известное до сих пор ощущение влилось в его кровь и взбудоражило его всего, Савва понял — он взрослеет.

— Так, Мартынов, спускай быстрее Шелестову, не задерживай разгрузку, — пресек его фантазии Василий Степанович.

— Да-а, помню как сейчас, а минуло ведь уж с тех пор с полсотни лет… Ну да о чем я? Я ведь хотел о другом — о головотяпстве…

Хотя трудно назвать головотяпством личные амбиции, особенно если они исходят от должностных лиц. Ведь тогда, в шестидесятые годы, первое лицо государства Никита Хрущев заверял всех, что их поколение будет жить при коммунизме. Страна только-только залечила раны, нанесенные войной, большинство народа едва сводило концы с концами, живя от аванса до получки. И тут такое бабахнуть на весь мир — первую фазу коммунизма мы построим к восьмидесятым годам. Авантюризм Никиты Хрущева понятен: малограмотный человек, придя к власти в хорошо отлаженной, как часовой механизм, стране после Иосифа Сталина, возомнил себя выше Бога.