Михайло Старицкий - РУИНА

Несколько раз прерывала Галина свой рассказ слезами, а Мазепа только молча сжимал холодную ручку Галины, боясь выдать словом волнение, которое душило его.

Уже Галина готова была привести в исполнение свой план, но Господь послал ей неожиданное спасенье. На отряд их напали татары; несмотря на уверения Тамары, что он везет невесту Мазепы, они захватили в плен и его, и Галину, и бывших с ним казаков. Своими словами Тамара только сыграл Галине неожиданную услугу, но не защитил себя. Татары, узнав, что она невеста Мазепы, и рассчитывая, конечно, на богатый выкуп, окружили Галину сильным надзором, но вместе с тем доставили ей и значительные удобства. Надежда вернулась в сердце Галины; главная опасность — достаться в руки негодяю Тамаре — была устранена. Но Господь явил ей еще большее милосердие.

Когда татары пробирались со своими пленниками через степь, запорожцы напали на них, разбили их наголову, захватили всех христианских пленников и привели их с собою сюда. Таким образом Галина и очутилась здесь. От Галины же Мазепа узнал, что и Тамара находится тут, но до возвращения Сирко содержится в глубоком леху под стражей.

Между тем ночь обняла всю землю. Утомленные дневными тревогами пленники и казаки улеглись на покой; все заснуло кругом.

У догорающего костра остались только Мазепа и Галина. Кругом все было тихо. С широкой степи доносилось мелодичное перекликание перепелов и коростелей. Над головами Мазепы и Галины величаво плыла глубокая звездная ночь. И счастье, такое же глубокое и мирное, как эта величественная звездная ночь, переполняло сердца коханцев. Теплые, радостные слезы беспрерывно выступали на глаза Галины. Прижавшись друг к другу, они вели между собой тихую, счастливую беседу. Каждому хотелось высказать все то, что он пережил за это время, чем настрадалась его душа. Мазепа рассказал Галине об ужасной казни Марианны, о всех событиях, происшедших во время отсутствия Галины, и о всем том, что пережил он.

Уж край неба покрылся легким румянцем, когда Мазепа и Галина разошлись наконец и забылись легким счастливым сном.

Так прошло несколько дней. Сирко не возвращался, а потому Мазепа оставался в том же положении. Впрочем, ему расковали руки, но возложили на него, как на пленника, всевозможные работы. Работы эти Мазепа исполнял с величайшим удовольствием. Это временное унижение доставляло мир и внутреннее удовлетворение его измученной душе.

На десятый день к вечеру среди пленных распространилась весть, что кошевой Сирко возвратился с запорожцами на Сечь. Действительно, вскоре к Мазепе подошел казак и сообщил ему, что Сирко требует его немедленно к себе.

При этом сообщении Галина побледнела как полотно и судорожно сжала руку Мазепы.

— Не бойся, голубка, верь мне, что все будет хорошо, — произнес твердым голосом Мазепа и, крепко обняв Галину, последовал за казаком.

Сирко сидел у себя в светлице; склонившись головою на руки, он думал какую-то грустную думу. На столе перед ним горели свечи, и оттого тени на его лице казались еще чернее и еще рельефнее выступали линии перерезывавших его лоб морщин.

Казак отворил дверь хаты, объявил кошевому, что пленник Иван Мазепа приведен, и вышел, оставив Сирко и Мазепу вдвоем.

Мазепа молча поклонился и остановился у дверей. Сирко устремил на него строгий, суровый взгляд и не ответил ни словом на это приветствие.

— Так вот до чего довело, пане казаче, ваше братание с басурманом! — произнес наконец с глубоким вздохом Сирко. — Свой же брат, христианин, христианский народ на поклон татарскому хану везет! Гай, гай! — Сирко печально кивнул головой. — Много уж перепало горя на долю нашей бедной отчизны, но до такого позора я не думал дожить!..

Мазепа потупил невольно глаза.

— Пане кошевой, — произнес он тихо. — Не моя в том вина. Я противился всеми силами… Я молил гетмана, чтобы он не посылал их, но…

— А если бы гетман приказал тебе брата своего зарезать, ты бы тоже не осмелился нарушить его приказ? — перебил его едко Сирко. — Ха, ха! На славу служишь ты, на славу!

Мазепа, немного оправившись, заговорил о том, что пережил он сам, когда вез этих несчастных пленников, как несколько раз решался он возвратиться с полдороги и как только жалость сердечная к несчастному гетману удерживала его от этого поступка.

Сирко слушал его молча, с угрюмым лицом.

— Ох, пане кошевой! — вздохнул глубоко Мазепа. — Видал ли ты человека, попавшего в водоворот, видал ли ты, как он бьется, как хочет вырваться оттуда, а волны захлестывают его, а течение влечет за собой? Теперь передо мной все ясно, как на ладони, а тогда ужас, смятение, жалость наполняли душу и не давали возможности рассудить голове. А еще и то подумай, пане кошевой, что мог я уже тогда сделать, — со мною ведь были только татары. Конечно, мог я уйти, мог бы бросить их сам, но… сам каюсь, — преступная думка свила в моем сердце гнездо… Я хотел хоть сам добраться до Крыма…

— Зачем же ты торопился в Крым?

— Чтобы отыскать там мою несчастную Галину.

— Галину? Внучку моего друга Сыча? Да разве она снова погибла? Я слышал, ты отыскал ее тогда.

— Отыскал и снова было утерял, но теперь Господь милосердый явил мне снова свою милость!

И Мазепа рассказал Сирко, как он нашел было Галину, как ее снова украл негодяй Тамара и как теперь, благодаря особой милости Божией, он встретился здесь с Галиной.

С живейшим интересом слушал Сирко Мазепу. Он искренно любил старого Сыча и чувствовал глубокую отеческую нежность к Галине; чувство это еще усилилось, благодаря трагической судьбе, постигшей семью Сыча.

— Так она здесь, Галина? — произнес он живо, когда Мазепа окончил свой рассказ.

— Здесь, пане кошевой, ее отбили у татар твои запорожцы, и негодяй Тамара здесь… Хочу просить у тебя об одной милости: если мне суждена смерть, то хоть перед смертью окажи мне ее: дозволь мне самому рассчитаться с этим Иудой, сто раз наступавшим на мою жизнь, погубившим Сыча, которому я обязан жизнью…

— Так, знаю… Я хотел его посадить на кол, но пусть будет по–твоему! — Сирко встал и зашагал по хате, задумчиво покручивая свой ус. Видно было, что он обдумывал что-то. Мазепа молча стоял, ожидая решения Сирко.

— Слушай, казаче, — произнес он наконец, останавливаясь перед Мазепой и опуская руку на его плечо. — Тяжко виновен ты перед отчизной, но верю, что ты послужишь ей на пользу и именем ее прощаю тебя. Живи же здесь с нами. Что же до Галины, то послезавтра, в воскресенье, мы обвенчаем вас.

На другой день, рано, Сирко прибыл с старшими запорожцами в укрепление, где помещались все освобожденные от татар пленники. Расцеловавши крепко Галину, он нежно усадил ее подле себя и приказал привести на площадь Тамару. И казаки, и бранцы, слышавшие уже о злодействах этого негодяя, заполнили всю площадь, ожидая суда кошевого. Через несколько минут на площади показался небольшой кортеж: посредине шел Тамара, закованный по рукам и ногам; бледный, дрожащий, он едва передвигал ноги. Когда же его поставили перед Сирко и взгляд его упал на Мазепу, последние силы оставили его…