Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

— Да всё в порядке, у нас работа такая, — ответила узистка, помогая Савве Николаевичу встать с кушетки и одеться.

В дверь заглянула жена:

— Можно?

— Входите, входите, Людмила Сергеевна, — любезно пригласил её уролог.

— Какой результат? Что с почками и камнем? — первым делом спросила Людмила Сергеевна.

Ольга Казимировна внимательно посмотрела прямо на жену известного профессора и поняла, что с ней лучше говорить честно и прямо.

— В почках много камней разного калибра, от песчинок до полусантиметра. Один из камней пошёл и находится сейчас в левом мочеточнике, где-то на полпути к мочевому пузырю. Размер примерно четыре-пять миллиметров, крупный.

— Надежда есть, что он выйдет сам? — обратилась Людмила Сергеевна уже к урологу.

— Есть, конечно; мы на эту тему с Саввой Николаевичем переговорили.

— Понятно. Спасибо за обследование, — поблагодарила она Людмилу Казимировну. — Простыню пусть ваша медсестра завтра сдаст сестре-хозяйке больницы, я её под честное слово взяла у дежурного персонала.

— Хорошо-хорошо. Вы не беспокойтесь, сделаем всё как надо. Это вы нас должны извинить за неудобства, причинённые вашему мужу и вам. Но что мы можем? Только просить… — и Ольга Казимировна развела руками. — Расходные материалы к аппаратуре и бланки для заключений покупаем на собственные деньги.

— Да понятно всё, — Савва Николаевич решил прервать этот неприятный разговор, зная дотошный характер жены.

Хотя она, по большому счёту, права на все сто процентов.

— Ну что ж, давайте определяться, где и как вы будете лечиться, — вступил в разговор уролог. — Я предлагаю госпитализацию в наше отделение и там уже в спокойной обстановке решать, что делать дальше в зависимости от того, как поведёт себя камень.

Но Савва Николаевич, здраво оценив ситуацию, уже принял решение:

— Коллега, спасибо вам за все ваши хлопоты, но я еду домой.

— Как домой? — удивлённо спросил Константин Олегович. — А если снова боль? Опять «скорую» вызывать? Нет, так не пойдёт. Да и не могу я вас с таким диагнозом отпустить, — заупрямился уролог.

— Савва, ты что, действительно хочешь ехать домой? — переспросила жена.

— Да, и немедленно. Я устал, мне нужно отдохнуть, побыть с самим собой. У меня только просьба, выпишите рецепт на обезболивающие инъекции, а выполнить их моя жена сможет, даже в вену. Она когда-то делала это очень хорошо.

— Савва, не пори горячку. Может, всё же останешься, полежишь, хоть до утра? А там видно будет, проконсультируешься с коллегами? — попыталась убедить мужа Людмила Сергеевна.

— Нет и ещё раз нет. Здесь я не останусь. Где история болезни: напишу расписку, что отказываюсь от госпитализации добровольно.

Константин Олегович протянул историю болезни. Савва Николаевич быстро и размашисто что-то написал, расписался и отдал карточку урологу.

— Всё, я поехал.

Уролог протянул бланки рецептов:

— Раз так решили, держать вас я не могу. Что передать начальству?

— Я сам позвоню, а на словах поблагодарите за беспокойство.

Взяв жену под руку, Савва Николаевич направился к запасному выходу.

— Не туда. Нам надо обратно, Савва, — запротестовала жена.

— Туда-туда. Я что, первый раз в этой больнице?

Подойдя к запасному выходу, он открыл защелку, и дверь спокойно отворилась. Свежий воздух упруго ударил в грудь.

— Закройте за нами, — попросил он уролога, шедшего рядом.

— Да, конечно, не беспокойтесь. Если что — звоните мне сюда, я дежурю всю ночь; номер телефона я оставил на рецептурном бланке.

— Спасибо, Константин Олегович. Может, всё пройдет. Ну, а если что, прибуду к вам опять.

Они попрощались и подошли к машине, которая терпеливо ждала всё это время у дверей приёмного покоя.

— Паша, домой, — скомандовал Савва Николаевич.

— Есть домой, — ответил Паша, нажимая педаль газа.

Машина резко рванула с места и укатила в темноту августовской ночи.

Но как бы ни сопротивлялся Савва Николаевич, лечь в больницу ему всё же пришлось. Камень застрял в мочеточнике так крепко, что никакие ухищрения не помогли ему выйти. В этой ситуации консилиум вынес решение — госпитализация обязательна.

Савва Николаевич и сам понимал, что без помощи врачей ему одному с болезнью не справиться. Он уже привык и как-то сжился с болью. Но ходить каждые полчаса в туалет было выше его сил. Он сдался и лёг в стационар элитной больницы, бывшей медсанчасти, в которой долгие годы работал консультантом. Ему отвели отдельную, хорошо обставленную палату. От телевизора он напрочь отказался, велел жене привезти книги, шофер каждый день доставлял свежие газеты.

Любимыми газетами у Саввы Николаевича были две — «Аргументы и факты» и газета «Завтра». Несмотря на их зачастую противоположные точки зрения по одному и тому же вопросу, они имели и нечто общее: давали частенько широкую информацию по проблеме. Правда, позиции их существенно отличались, но, собственно, ради этого Савва Николаевич и читал любимые газеты.

Заниматься научной работой он не мог. Вводимые лекарства, в том числе обезболивающие и, видимо, снотворные, делали своё дело: боль отступала, а сонливое состояние оставалось весь день. Работать в таких условиях было невозможно, зато воспоминания о прошлом роем вились в голове Саввы Николаевича, не оставляя места ничему другому.

К нему приходили коллеги, навестил мэр и некоторые его замы, приходили дети и просто знакомые. Но ничего из того, о чём они говорили, не оставляло в его памяти ни малейшего следа. Савва Николаевич даже боялся вспоминать обо всех визитах, потому что, к ужасу своему, ничего не помнил.

Зато прошлое просто и ненавязчиво приходило к нему. Ночью во сне или наяву среди белого дня. Савва Николаевич не понимал, почему так, но волна воспоминаний захлестывала. Ему не оставалось ничего другого, как подчиниться своей памяти. Его душа ликовала, когда он видел себя молодым, энергичным, полным замыслов и надежд. Главное, что он ничему и никому тогда не завидовал: ни начальникам с персональными машинами, ни работникам торговли в пыжиковых шапках и норковых пальто, никому другому с богатством и достатком.

Он был самодостаточным. Ему хватало того, что он имел: крепкое здоровье, неуёмную тягу к знаниям и глубокую веру в своё блестящее будущее. А больше ему ничего и не надо было. Так он был воспитан с детства: ничего чужого, только своё.

Эта жажда свободы переполняла его, хотелось с кем-то поделиться, но вокруг не было никого, кто мог бы проявить хоть каплю интереса к его прошлому. И от этого Савве Николаевичу становилось грустно и вспоминались слова Лермонтова: «И некому руку подать в минуту душевной невзгоды…». Юность, молодые годы проходили очередной круг — теперь уже в его памяти, высвечивая всё: и хорошее, и плохое. Прошлое не вернуть, но побывать в нём может каждый. Стоит только захотеть. И вот оно развернулось перед Саввой Николаевичем.