Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

— А я книги по истории люблю читать, — уклончиво ответила Ирина и перехватила инициативу в разговоре. — А ты что, первокурсник?

— Ну да!

— То-то я смотрю — лицо новое.

— А ты на каком курсе?

— На третьем.

— Неужели? — разочарованно произнёс Савва.

— Да, Савва. Я уже старушка для тебя.

— Не говори так. Я бы даже никогда не подумал, что ты третьекурсница.

— Тем не менее это факт. Давай прощаться.

Она подала руку, улыбнулась и грустно сказала:

— Спасибо тебе, Савва, за этот вечер и особенно за танец.

— Не за что. А ты что, уходишь?

— Мне пора.

Она грустно опустила глаза:

— У каждого поколения свои герои…

— Погоди, не уходи… Давай потанцуем ещё немного, — стал убеждать Ирину Савва. — Не уходи! Мне без тебя будет одиноко.

— Нет, Саввушка. Ты мне тоже нравишься, но ты герой не из моего поколения. А потому — прощай и не ищи встреч со мной. Так будет лучше для нас.

Она встала и, не оглядываясь пошла через толпу танцующих к выходу.

— Ну что? От ворот поворот? — вдруг откуда ни возьмись появился однокурсник Колька Николаев и кивнул головой. — Выход там. Ну что ты хочешь. Дочка нашего декана, Ирина Муравьёва-Апостол.

— Постой. У декана, кажется, другая фамилия?

— Правильно. Но Ирина взяла фамилию своей матери, которая косвенно относится к знаменитой в России династии Муравьёвых-Апостолов. Кстати, в вашей области у них было крупное имение «Терри-бони». Мы ездили с классом на экскурсию в ваш город и гид рассказывала, что когда Муравьёв-Апостол, ещё до восстания декабристов, женился на прекрасной молодой француженке, то привёз её в своё имение в N-скую область. Дело было весной, разлив реки, изумрудная трава, а вокруг буйно цвела сирень, розовая и белая. Целое море переливающейся сирени. От восторга француженка выкрикнула: «Терри бони!», что значит «Прекрасная земля!». Так и родилось новое название имения. Мы проезжали это место. Действительно, там висит табличка с таким непонятным названием. Ну вот, и чтобы не терять память о своём древнем роде, когда у ректора родилась дочка, родители решили оставить ей фамилию матери.

— Да… Вот не думал, не гадал познакомиться с дочкой декана, — проговорил Савва расстроенно.

— Да ты не бери в голову. Говорят, она уже не одному парню голову вскружила. Французская кровь, сам понимаешь, требует выхода энергии. Злые языки, — тихо зашептал Колька на ухо Савве, — утверждают, что она ходит в секцию авиаспорта, прыгает с парашютом. И всё это, чтобы доказать, что она не такая, как все.

Но тут внимание шепчущего Кольки привлекла необычайно тучная фигура ещё одного грузина, Джонни Консадзе, спортсмена, метателя молота, старшекурсника.

— Ты посмотри, Савва. Человек-гора! Сто сорок шесть килограммов живого веса! Представляешь? Откуда такие берутся?

— Да всё оттуда же, — съязвил Савва. — Ты лучше скажи, куда подевались наши кавказцы. Что-то их не вижу.

Савва обвёл глазами помещение.

— Гиви на спор пошёл с кем-то бороться в спортзал, а Нино с подругой Цицо охмуряют парней. Две красавицы-горянки в своих национальных костюмах. Представляешь, какой фурор они вызвали среди парней? Хочешь, пойдем посмотрим. Они в соседнем холле.

— Нет, не пойду. Сегодня вечер не мой. Сам видел, не везет. Одна бросила. Теперь хочешь, чтобы ещё две грузинки надо мной поиздевались?

Колька захохотал.

— Брось прибедняться! К тебе девчонки так и льнут. И Нино, видать, на тебя глаз положила. Ты пока с Гиви разговаривал, она с тебя глаз не сводила.

— Да откуда ты знаешь?

— А я что, слепой? — Колька опять засмеялся. — Идём к горянкам! Или ломаться будешь, цену себе набивать?

— Нет, Колян, сказано — сделано. Спасибо за приглашение, но я иду в общагу. Устал что-то за сегодняшний вечер.

— Ну, дело твоё.

Колька махнул рукой и, таинственно улыбаясь, пошёл искать горянок.

Савва незаметно вышёл из клуба. Свежий осенний ветер поднял скукоженную листву с земли и, покрутив над головой, бросил в лицо Савве вместе с ледяными крупинками снежинок. Закружившись в вальсе в ночном небе, первые в этом году снежинки не только охладили разгорячённое лицо Саввы, но и, как бальзам, пролились на его душу. Он стоял, подставив руки невидимым снежинкам, и пытался их поймать. Но снежинки легко и бесшумно кружились вместе с листвой в бесконечном танце и, попав на руки, тут же таяли.

«Вот чего мне не хватало», — вдруг подумал Савва. И он перестал чувствовать себя таким одиноким и чужим в этом огромном городе, среди скопища людей и развлечений. Обнявшись со снежным вихрем, Савва зашагал с ним, как со своей подружкой, поближе к новому дому.

Учиться в институте оказалось куда трудней, чем в школе. Нагрузка была такая, что после лекций, практики и семинаров Савва выходил словно выжатый лимон. Такое с ним случалось раньше лишь во время спортивных соревнований. А тут каждый день работа на износ. Не всякий выдержит этот дикий темп.

Савва сначала запечалился, чувствуя, что он ничего не успевает. Придёт в общежитие, ляжет на койку и молча лежит. Даже есть ему не хотелось. А потом отлежится и только возьмётся за книгу — вроде бы и поспать хочется. Пока готовит или ходит в столовую, набирается целая комната ребят. Тут уж не до учёбы. Галдят все, рассказывают друг другу, что за день приключилось. В общем, шум и суета. Волей-неволей Савва втягивался в этот процесс всеобщего хаоса и говорильни. И только друг Женька Вельяминов молча лежал на койке, о чём-то мечтая, улыбаясь себе и своим мыслям, или спал, закрывшись книгой.

В комнате подобрался разный народ. Молодые ребята вроде Саввы, только-только окончившие школу, парни после армии, поступившие в институт по льготному набору, и просто взрослые мужики под тридцать лет, отработавшие на производстве и решившие, что пора учиться. И не просто где-нибудь и чему-нибудь, а медицине; таких брали по направлениям почти без экзаменов.

Савва ни с кем кроме Женьки Вельяминова особенно в разговоры не вступал, держался особняком и на всё имел свое мнение. Видимо, ребятам эта его черта — рассудительность и неспешность в поступках и выводах — нравилась. За глаза он получил кличку «Старик». Сначала Савва сердился, когда его так называли. А потом привык и перестал обращать внимание. Странное дело, как только собирается коллектив хотя бы из трёх человек, сразу же начинает выстраиваться иерархия: кто главнее. И ничего с природой, видно, не поделаешь. Хоть какой век будет на дворе, но эта особенность людей, видимо, никогда не исчезнет. Сильный духом всегда будет первым. И, не замечая того, Савва стал неформальным лидером в комнате, где жили ещё двенадцать парней, многие из которых были старше и опытнее, чем Савва. Но что-то заставляло их видеть в нём лидера.