Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

Одни студенты в противогазах бегали среди «поражённых», вкалывая им шприцы с антидотами, надевали «раненым» противогазы и сортировали их по тяжести травм, прикрепляя к одежде «пострадавших» специальные бирки. Другие занимались дезактивацией территории, третьи — выявлением признаков лучевой болезни. «Пораженных» с травмами распределяли по зонам и тяжести поражения. Работы было много, и к вечеру студенты возвращались в казармы измотанные и уставшие, почти мгновенно засыпали, несмотря на незаходящее солнце.

Особенно плохо чувствовали себя непривыкшие к таким условиям ребята из города и южане. Не нравилось им всё: и казарменный быт, и питание в солдатской столовой… Дело дошло до бунта. Подали на ужин гречневую кашу, заправленную кусками жирного свиного мяса. Гиви швырнул ложку на стол и крикнул, чтобы слышал дневальный из солдат срочной службы, что жирные помои он есть не будет, пусть, мол, их едят повара и командир полка. К Гиви присоединились его земляки и несколько ребят с мусульманскими корнями.

Солдатик доложил куда следует, и в столовую незамедлительно прибыл и офицер спецслужбы полка, и майор Мужилко, непосредственный начальник студентов с кафедры военной подготовки. Офицер что-то молча записывал себе в блокнотик, потом сфотографировал Гиви и его друзей. Майор Мужилко, не отличавшийся ни высоким интеллектом, ни житейской мудростью, но почувствовавший, можно сказать, пятой точкой, что студенты способны причинить ему массу неприятностей (что с них, очкариков, взять?), не на шутку испугался и попытался как мог замять дело.

— Вы, ребята, того, не очень шумите. Я во всём разберусь… Всё устрою… Даю слово! Это ведь армия, не что-нибудь. Давайте тихо, покушайте и быстренько в казарму. Отдыхать пора, вы устали, перевозбудились… Ребятки, прошу вас, не бузите. Мне же попадёт… — чуть не со слезами запричитал майор.

— Если завтра будет такая же параша, — кричал Гиви за всех, — мы объявим голодовку.

— Я во всём разберусь, всё будет хорошо… Сегодня же переговорю с командиром полка. Не я же здесь командую и стряпаю. Сделаю, что смогу.

Ребята, пошумев, стали медленно расходиться.

Как уж там крутился майор, но утром всех ждал приятный сюрприз. Вместо осточертевшей ячневой каши на столах стояли чашки с горячим какао, белым свежим хлебом и кусками настоящего сливочного масла, свежесваренные яйца по две штуки на каждого. А на тарелках лежал свежий сыр и толстые куски колбасы.

— Ура! Наша взяла! — пронеслось тихой волной над столами.

Пришёл командир полка, слегка прихрамывавший полковник с чёрными петлицами ракетчика. Он прошелся между столами вместе с майором Мужилко и начпродом в мятом мундире с капитанскими погонами, всматриваясь в лица молодых, без пяти минут, офицеров, словно ища среди них тех голодных однокурсников по военному училищу, которые любую кашу любой жирности, заправленную даже машинным маслом, смяли бы в один миг. Шла война, голод одолевал всех, гражданских и военных, особенно тех, кто не на фронте. Чтобы как-то выжить, они, курсанты-подростки, украдкой рвали простыни на две части, одну сдавали в стирку, а вторую меняли в соседней деревне на картошку и немного хлеба с салом. А тут здоровые, молодые и мордастые, сидят! Еда, видишь ли, им не нравится! Жирная свинина! Да-а-а…

Пройдя вдоль столов так же молча, как и вошёл, полковник вышел, что-то сказав начпроду. Тот вытянул руки по швам, видимо, это было единственное, что у него осталось от военной выправки. Ответил «Есть». Майор Мужилко коротко закивал в ответ.

На этом всё и закончилось. Говорили, что полковник горел в танке, был ранен в ногу, дважды представлялся к званию Героя, но за упрямство и безумную храбрость его не любило начальство и всякий раз его фамилию вычёркивало из списков. Да и звание полковника-то он получил, только согласившись жить и работать в этой глуши, куда нормальные офицеры после академии не хотели и носа совать.

Как бы там ни было, только этот немногословный полковник запретил особисту давать наверх информацию о «бунте» студентов.

— Нечего карьеру на пустяках строить, — сказал он особисту у себя в кабинете. — Они ведь не солдаты-срочники, а будущие врачи, отношение к ним должно быть другое. Хоть и не нравится мне их вольница, но люди они гражданские, понимать надо.

Особист козырнул:

— Слушаюсь, товарищ полковник, не давать никакой информации.

На этом они разошлись, оставшись каждый при своем мнении.

Студенты в редкие минуты отдыха писали письма, фотографировались на фоне сопок и болот, полных сладкой спелой морошки. В одну из таких пасторалей неожиданно вторгся всё тот же национальный вопрос. Грузин Гиви решил, что настало время выяснить отношения с русским «князем» Саввой. Кругом никого, кроме нескольких ребят, сидевших рядом на камешках, прогретых незаходящим солнцем, и занятых каждый своим делом и мыслями.

Савва лежал на животе, положив под голову пилотку, и тихо дремал, наслаждаясь нежгучим солнцем и запахом спелой морошки. Его мысли перенеслись в детство, на болото, через которое он с отцом шагал на сенокос. А рядом в двух шагах от деревянных досок, кинутых через болотную топь для лучшего прохода, росла куманика — так звали в народе эту первую вкусную и не требующую сахара при варке варенья ягоду морошку. Так хотелось сесть на болотную кочку и досыта наесться ягодой, но нельзя, надо было спешить на сенокос. «Вёдро не каждый день будет, — говорил отец, — нужно успеть сено высушить и к вечеру стог сметать. Не до ягод. Как-нибудь в другой раз». И вот морошка рядом, ешь — не хочу. Но детского желания уже не удовлетворишь. Всё проходит, и детские мечтания и грёзы тоже.

Савва глубоко вздохнул и собрался уже было совсем заснуть, но почувствовал на спине тяжелое тело.

— Гиви, ты?

— Я, я… Давай бороться.

— Оставь, не хочу, — вяло ответил Савва.

— Нэт, будэшь! — упрямо пытаясь заломить руку Саввы назад, твердил Гиви. — Посмотрим на тэбя, как русский богатыр бороться умеет.

— Ты слезь с меня, Гиви, я тогда тебе покажу, как нужно бороться.

— А ты так сумэй… А что, нэ хватает силенок с партэра встать? Сэйчас я тэбя заломаю.

И Гиви попытался выкрутить Савве руки за спину, чтобы перевернуть его на обе лопатки, добившись чистой победы. Савву взяла злость. Он молча напрягся и рывком высвободил правую руку. Это решило исход поединка. Как ни пытался Гиви перевернуть Савву на лопатки, ему это никак не удавалось. Возились они долго, наверное с полчаса. И неизвестно, чем бы эта борьба закончилась, если бы не вмешался, как это обычно бывает, случай. К ним неожиданно нагрянул майор Мужилко, который, увидев сцепившихся не на шутку двух студентов, заорал: