Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене

Воины Гамилькара знали грека в лицо и потому спокойно пропустили его к своему стратегу. Еще издали Антигон услышал позвякивание его серег, а затем сильный уверенный голос:

— Вот мои условия! Хотите принимайте, хотите — нет. Я отберу десять заложников и позволю остальным без оружия, в одних хитонах, с поднятыми руками покинуть ущелье.

Трое предводителей мятежников что-то лихорадочно зашептали друг другу. Это продолжалось несколько минут, и наконец Спендий взмахнул почерневшей от грязи ладонью и с каким-то железным лязгом в голосе бросил;

— У нас нет выбора! Мы принимаем твои условия, Барка!

Лицо Гамилькара не выражало ничего, кроме отвращения и усталости. Он вежливо улыбнулся и вдруг стремительно выбросил вперед палец с перстнем, украшенным оттиском государственной печати Карт-Хадашта:

— Тогда я выбираю вас!

Никак не ожидавшие такого решения предводители мятежников даже застыли от неожиданности. Им тут же завернули руки за спину и поволокли в лагерь.

Ничего не знавшие об условиях Гамилькара остальные наемники, видя, что их вождей куда-то повели, начали кричать, дергаться и колотить себя в тощие груди. У многих с губ потекла кровавая пена. Многоголосый пронзительный крик заставил Антигона отшатнуться, и в этот миг воздух задрожал от сотен стрел, выпущенных лучниками-гетулами. Вперемешку с ними летели пущенные балеарскими пращниками свинцовые шары. Ряды наемников сразу же поредели. Тем не менее они продолжали напирать, выставив перед собой копья, обнажая на ходу мечи и потрясая секирами. Антигон отвернулся, не желая видеть горы трупов, безумные глаза и оскаленные зубы. Гамилькар молча отстранил его, надвинул поглубже кругловерхий, похожий на перевернутый котел шлем и вскинул меч.

Антигон, спотыкаясь, побрел прочь. Напоследок он оглянулся и увидел, как наемники валятся вниз по откосу, поднимая тучи щебня и камней. В лагере он узнал, что под конец в ущелье пустили сто слонов с заостренными бивнями, кинжалами в наколенниках и подвешенными к хоботам на кожаных кольцах тесаками. После них внизу осталась лишь огромная гора растерзанных и раздавленных тел. Затем настал черед стервятников.

Антигон со стоном медленно опустился на колени, закрыл глаза и пожелал только одного — оказаться в каком-нибудь другом времени.

Ночи с Тзуниро вернули его к жизни. Уже на четвертое утро он проснулся бодрым и веселым. Правда, его очень сильно раздражал переполненный город — после бойни в ущелье он не мог видеть большого скопления людей в одном месте. Но пока ливийцы и наемники во главе с Матосом удерживали Гиппон, Утику и Тунет, жители предместий предпочитали отсиживаться за неприступными стенами Карт-Хадашта.

Это неожиданно привело к хорошему результату. Поселяне, поставившие кожаные палатки и деревянные хижины возле роскошных домов Мегары, постепенно начали оказывать влияние на решения Совета. Теперь даже «старики» понимали, что народом, которому предоставлены определенные права, гораздо легче управлять. Они уже не собирались полностью опустошать ливийские земли, ибо это могло вызвать в Карт-Хадаште голод. Ганнон и его приверженцы осознали, что ливийцам не нужно давать повода люто ненавидеть город и желать его полного разрушения.

В начале лета Гамилькар отдал десятерых заложников второму стратегу, обязав его продолжать осаду Тунета, и вернулся в город с целью устроить свадьбу Сапанибал с Гадзрубалом Красивым. Праздник совпал с отъездом Антигона в Александрию.

Путешествие оказалось довольно приятным. Во время долгого плавания вверх по Нилу Тзуниро по ночам изливала Антигону свою тоску по усыпанному крупными звездами южному небу и ласково ерошила волосы на его груди. Мемнона мучили смутные воспоминания о матери и неказистых домах Канопоса, но при виде их призраки прошлого сразу же исчезли из его памяти.

Изготовленные Тзуниро благовония приносили хороший доход. Антигону после долгих переговоров удалось убедить Фриниха сделать его посредником в Александрии некоего афинянина Аристарха. Аристон устраивал набеги на пляжи и отмели и завел дружбу с бродячими собаками, кошками и тремя обитавшими в одном из заброшенных притоков Нила старыми беззубыми крокодилами. Перед отъездом Антигон поручил двум зодчим построить на окраине столицы государства Лагидов [117] Лагиды — второе наименование династии Птолемеев, идущее от отца Птолемея I Лага. дом и в дальнейшем получать деньги и указания непосредственно от Аристарха.

Только поздней осенью их корабль приблизился к Карт-Хадашту. Перед заходом в гавань матросы сбросили за борт завернутый в парусину труп умершего накануне старого капитана Хирама. Его место занял Мастанабал, которого Антигон попросил подобрать хорошего кормчего.

Ветер надул паруса, судно накренилось, но Мастанабал опытной рукой вывернул его из волн. Антигон оглянулся и увидел, что из-за горизонта вынырнули четыре черные точки, быстро принявшие очертания кораблей. Они так стремительно неслись по морю, словно пытались догнать «Порывы Западного Ветра». Их весла мерно опускались в воду, выбрасывая клочья пены. На палубе первого судна стоял невысокий лысый человек в белой шерстяной тоге. Антигон понял, что в Карт-Хадашт направляется римское посольство.

Уже в гавани он узнал, что город постигли новые несчастья. Второй стратег, Ганнибал, считавшийся одним из наиболее близких Ганнону людей, решив показать осажденным мятежникам, что их ждет, распорядился распять у ворот Тунета десятерых пленных. Они еще корчились на крестах, судорожно хватая ртами воздух и со смертной тоской глядя на городские стены, когда Матос неожиданно предпринял вылазку, рассеял отряды Ганнибала, а его самого взял в плен и велел прибить к кресту, на котором чуть раньше умирал Спендий.

Столь неожиданный поворот в ходе военных действий заставил Совет согласиться с предложением Гадзрубала обратиться к Гамилькару и Ганнону с призывом забыть о всех разногласиях и объединить усилия в борьбе с мятежниками. В результате Гамилькар, которому теперь никто не мешал, вынудил Матоса покинуть Тунет. Пунийский стратег успел обнаружить на крестах истлевшие останки Ганнибала и нескольких его военачальников и преисполнился еще большей решимостью одним последним сражением закончить самую кровавую и страшную войну в истории Карт-Хадашта.

Матос и Гамилькар выстроили свои войска в шесть боевых линий. Ливиец укрепил центр скованными бронзовой цепью этрусками, а пунийский стратег забил глубину строя отборными солдатами тяжелой пехоты, которые и решили исход битвы.

Уцелевшие наемники укрылись на вершине холма и отчаянно отбивались, пуская в надвигавшихся на них грохочущим валом воинов Карт-Хадашта тучи дротиков, стрел и камней. Но никакое ожесточенное сопротивление уже не могло спасти таявшую прямо на глазах горстку мятежников. Пуны вместе со спешившимися нумидийцами неудержимо поднимались все выше и выше, смыкаясь плечами и мгновенно закрывая бреши в своих радах. Оставшись один, Матос с диким хохотом бросился вперед, мощными ударами перерубая древки копий. Он надеялся погибнуть в бою, однако метко брошенный камень сломал ему меч. В тот же миг осторожно подкравшийся сзади Наравас накинул сеть на последнего предводителя мятежников.