Алексей Эйснер - Человек с тремя именами: Повесть о Матэ Залке

За громадным утесом Васиа-де-Мадрид, принуждавшим и реку, и шоссе, и железную дорогу огибать его, раскинулась Арганда. Из нее на другой, высокий, берег поднималась местного значения дорога, а потому существовал и небольшой, но очень старый мост — пуэнте Пиндоке. Убедившись, что мост этот никем не охраняется и что никакой войсковой единицы в Арганде нет, Лукач повернул обратно, к Вальекасу, стоявшему на том же валенсийском шоссе, но у самой столицы. В нем находились штаб бригады, интендантство, санчасть и эскадрон. Батальоны же были разбросаны по окрестным поселкам и, получив русские винтовки, осваивали их и упражнялись в наступательных действиях на соседних холмах.

Начало обширной операции было назначено на первые числа февраля, однако франкисты, опередив республиканское командование всего на три дня, внезапно нанесли сильный удар на своем правом фланге, захватили два небольших селения и, зная, что имеет дело с почти необстрелянными частями, начали активно развивать успех. Наступление продолжалось и на второй день, а так как ни опытные испанские бригады, ни интеровцы не были брошены им навстречу, Лукач забеспокоился.

Походив взад и вперед по своей комнате с заложенными за спину руками, он приказал вызвать к нему командира эскадрона. К этому времени им командовал бывший командир роты польского батальона Иван Шеверда, еще 9 ноября в Каса-де-Кампо раненный в грудь. Когда, залечив рану и отдохнув на берегу Средиземного моря, ов явился в батальон, Петров, помнивший его по пepвoму бою за Мадрид и даже расцеловавшийся с ним при встрече, рекомендовал «Ваню» генералу Лукачу как храброго офицера и конника со стажем. Переговорив с ним, комбриг отдал приказ о производстве его в капитаны и назначении на эскадрон. Обладавший высоким тенором, широколицый и плечистый Иван Шеверда и в самом деле не вчера заделался кавалеристом. В России он начал драться с семнадцати лет в одном из конных отрядов Махно и, до конца не изменив ему, драпанул за батькой в Румынию, а позже, опять-таки вместе с ним, обосновался в Париже. Но если сам Махно за границей вел себя тише воды и ниже травы, еженедельно посещал лекции местных престарелых теоретиков анархизма, а также изучал в Национальной библиотеке потрепанные труды Бакунина и князя Кропоткина, то его сподвижников подобное времяпрепровождение не устраивало. Шеверда, например, подался в иностранный легион. Отслужил в кавалерийском полку два срока, причем последние два года сержантом, заслужив за это французское гражданство. Среди первых иностранных добровольцев за Пиренеями оказался и французский анархист Жан Шеверда. Он участвовал в защите Ируна. До создания интербригад сражался на Арагоне. Став комэском, он покорил сердце генерала Лукача не только замашками заядлого кавалериста и кривыми ногами, но еще и тем, что знал уйму украинских песен и пел их фальцетом, но верно.

— Очень буду тебя, Ваня, просить,— ласково обратился к нему Лукач, когда тот предстал перед ним по вызову, мелодично звякнув прославленными савельевскими шпорами.— Играй тревогу — и по коням! Поведешь эскадрой на Арганду. Не спеши только: двигаться придется по асфальту, смотри, чтоб лошадей не переутомить. На место переночуете, как удастся, а утром жди распоряжений.

После рассвета стало известно, что по ту сторону Харамы неприятель возобновил атаки, и Лукач послал Шеверде письменное распоряжение: эскадрону предлагалось немедленно взять на себя охрану единственной на этом участке переправы — моста Пиндоке. А после нового телефонного звонка в одиннадцать комбриг приказал адъютанту:

— Берите-ка машину товарища Петрова — с ним согласовано — и дуйте в Арганду, к мосту. Что-то у меня на душе неспокойно. Рассмотрите, какая там в целом обстановка, и убедитесь, что конники наши берегут этот самый Пиндоке всерьез. Сильнее всего Франко жмет на своем правом фланге. Анархисты перед ним отступают, а наши все не хотят заменить их, надеются, что еще удастся задуманный контрудар нанести. По-моему, поздно. А, не ровен час, выйдут их передовые части к высокому берегу, так оттуда, сверху, им все как на ладони...

Милош прямо-таки пролетел до поворота шоссе у Васиа-де-Мадрид, но дальше, к мосту, ему пришлось двигаться со скоростью пешехода. Высокая черная карета, переваливаясь с боку на бок, демонстративным скрипом напоминала, что рождена не для проселочных дорог, однако сидящий за рулем молодой великан упрямо вел ее по ухабам. До моста оставалось вряд ли больше ста метров, когда с обрывистого противоположного берега Харамы звонко грянула пушка, и сразу же справа от машины мягко вознесся столб земли и грохнул разрыв. Милош, не удостоив его взглядом, осторожно объезжал какую-то колдобину, хотя давно уже было видно, что около низкого неширокого моста нет ни души. Лишь две трясогузки, беззаботно качая длинными хвостиками, взапуски бегали по настилу на мосту. Невидимая пушка так же звонко выстрелила вторично, но разрыв на этот раз поднялся слева и гораздо ближе: мелкие комья застучали по верху машины. Похоже было, что ее брали в «вилку». Алеша по-сербски приказал Милошу поворачивать. С того берега выстрелили вслед еще два раза, но машина, подпрыгивая, быстро удалялась прямо по полю, и палить по ней из одного орудия стало совершенно бессмысленно.

Однако, когда они влетели в чистенький городок, Алеша увидел нечто, испугавшее его больше артиллерийских гранат. Навстречу по проложенному через Арганду валенсийскому шоссе двигался эскадрон, но выглядел он так, словно отправляется не на охрану моста, а на киносъемку. Впереди на белой лошади, задрав в небо сияющую трубу и самозабвенно выдувая из нее отдаленно напоминающее столько раз слышанный гимн Риего, ехал трубач. На положенной дистанции за ним выступал откормленный вороной жеребец, несущий рослого знаменосца со вставленным в стремя древком алого стяга невероятных размеров. Два усатых поляка с саблей наголо охраняли знамя по бокам. Метрах в пяти за ними на чистокровной золотисто-рыжей арабской кобылке, с белой звездочкой и чулками, то перебирающей точеными ножками на одном месте, то вспархивающей легким прыжком, гарцевал сам Иван Шеверда, напряженно отведя в сторону некогда принадлежавший Массару обнаженный палаш, словно салютуя высыпавшим на этот парад аргандским жителям, самозабвенно улыбался проглянувшему солнцу, налетающим на него облакам, прохладному ветерку, резким звукам трубы и машущим ему платочками девушкам, их бабкам, матерям, поднявшим кулаки дедам и визжащим от восторга детям. Вслед за командиром шагал конь очень маленького француза в синей комиссарской форме, а за ним рассыпчато топотал и весь эскадрон, взвод за взводом.