Людмила Третьякова - Рассказы веера

Современники отмечали поразительную способность Александра Андреевича лишь пробежать глазами по исписанной бумаге и тут же понять, что и как надо ответить. После этого он «уходил в приемную, а потом через самое короткое время возвращался и приносил сочинение, написанное с таким изяществом, что не оставалось желать лучшего».

Итак, карьера «новобранца» из Малороссии складывалась блестяще и устремлялась прямо в зенит.

Тому способствовали две главные составляющие: необычайная работоспособность и феноменальная память. Этот флегматичный на вид человек словно не знал усталости. Он читал много всякой литературы, добывал информацию, которой, кажется, кроме него, никто не интересовался, но наступал момент, и только Безбородко, как оказывалось, имел о данном вопросе исчерпывающие сведения.

За два года пребывания при дворе Александр Андреевич в совершенстве овладел французским, немецким, английским, а говорили, что еще латынью и греческим. Европа, где он не успел пока побывать, судя по его разговорам, казалась изъезженной им вдоль и поперек, и не сыскать там сколь-нибудь именитого человека, вся подноготная которого не была бы ему известна.

О памяти екатерининского помощника слагались легенды. Кто-то утверждал, что, когда Безбородко учился в Киевской духовной академии, его товарищи, бывало, будили его ночью и на спор просили прочитать какой-нибудь кусок из Священного Писания или Жития святых. Не было случая, чтобы того подвела память.

Однажды, уже служа у Екатерины, Безбородко попал, казалось, в безвыходное положение. Прокутив всю ночь, он спал мертвецким сном, когда его растолкали посыльные из Зимнего дворца и прокричали в ухо, что императрица ждет с докладом. И тут Безбородко с ужасом вспомнил, что начисто забыл написать то, что наказывала государыня. Он попросил окатить его холодной водой, надел чистую рубаху, кафтан и, уже убегая из дому, схватил со стола лист бумаги.

Карету покачивало, а в голове струхнувшего докладчика шла бешеная работа, и мысли одна за другой лепились друг к другу.

– Ну, Александр Андреевич, слушаю тебя. Надеюсь, бумага, о которой мы с тобой толковали, готова?

Сощурив голубые глаза, императрица вслушивалась в то, что читал ее статс-секретарь, смотря на лист, который он держал перед собой. «Верно, верно», – иногда вполголоса говорила государыня, довольная тем, что тот не только учел все нюансы их предварительного разговора, но и кое-что дельное добавил от себя. Вместе с тем от внимательного глаза Екатерины не укрылось и то, что докладчик нынче выглядит как-то необычно.

– Что ж, я, признаться, довольна. Тут ни прибавить, ни убавить – все в дело. Но лишний раз взглянуть не грех.

Легко привстав с кресла, императрица подошла к оторопевшему Безбородко и взяла бумагу из его рук. Аист оказался абсолютно чистым.

Этот курьезный случай, конечно, не мог поколебать императрицу во мнении, что в лице Безбородко она приобрела, как и обещал Румянцев, «алмаз в коре». Однако эта кора не мешала блеску ума, умению предвидеть истинные намерения людей разных рангов вплоть до самых высших, исправить, а то и вовсе повернуть дело во благо России.

Если бы Александр Андреевич Безбородко, один из самых могущественных людей империи, оставил далеким потомкам чистосердечные заметки о своей жизни, то там наверняка нашлось бы место рассуждению о том, что ни золото, ни милости великих мира сего составляют истинное блаженство человека на земле. Уж он-то точно знал, что именно следует называть заветным словом «счастье»...

«В этом толстом теле ум тончайший», – заметил посол Франции при дворе Екатерины граф Сегюр. А крупный государственный деятель России М.М. Сперанский, оценивая выдающихся деятелей прошлого, говорил, что «в XVIII столетии было четыре гения: Меншиков, Суворов, Потемкин и Безбородко».

...Почти десятилетие Екатерина работала над новыми законами Российской империи. Многие из них были написаны лично ее верным помощником.

Между прочим, именно Безбородко, стараясь оградить страну от революционных потрясений, которые случились во Франции, предлагал Екатерине предоставить право голоса и возможность влиять на самые серьезные государственные решения всем сословиям без исключения.

Спустя девять лет после того, как увалень из Малороссии переступил порог Зимнего дворца, в его канцелярии сосредоточились дела главнейших учреждений страны. Перед ним отчитывались и ждали указаний послы. Правая рука императрицы, именно Безбородко оставался без малого два десятка лет неофициальным министром иностранных дел России.

Сложнейшие переговоры, когда у многих сдавали нервы, Александр Андреевич вел в самом доброжелательном тоне, с выражением благодушия на лице.

«Хотите войны или мира? – спрашивал он тенорком, словно гостеприимный хозяин, предлагающий гостям на выбор чаю или кофе. – Войны? Это пожалуйста. Так все же войны или мира? Можете иметь или то, или другое. Прошу выбирать...»

... Восемнадцатый век – время побед русского оружия, русской дипломатии, а вернее, того и другого вместе.

Когда видишь работы великого скульптора Федора Шубина, кажется, что мрамор – мягкий и теплый материал. Бюст канилера Безбородко, выполненный в 1798 году, – не исключение. Едва ли в это время Александр Андреевич, уже уставший от напряженных трудов, выглядел так молодцевато, да и эффектной внешностью он никогда не отличался. Но скульптор постарался передать то, что составляло суть этого великого человека: его всегдашнюю дерзкую, задорную, устремленную в будущее мысль во имя процветания России.

Безбородко перекраивал границы государств. При нем к нашим западным границам была присоединена часть Польши. Он добился документально зафиксированного признания Турцией новой российской территории – Крыма. При том даже, казалось бы, враждебно настроенные к этому русскому хитрюге турки отзывались о Безбородко с глубоким почтением: «Он добропорядочен, благоразумен, проницателен и справедлив».

...В письмах Екатерины Александр Безбородко теперь фигурировал как «мой фактотум» – в буквальном переводе «делающий все». Его заслуги она вознаграждала с чрезвычайной щедростью. В 1797 году граф Александр Андреевич был возведен в княжеское достоинство и пожалован канцлером. И уже не просто золотой дождь, а настоящий ливень, причем многократно проливавшийся на Безбородко, сделает его одним из самых богатых людей империи.