Людмила Третьякова - Рассказы веера

– Это правда, мадемуазель... э-э-э, простите, я запамятовал. .. ах да, Луиза, конечно, Луиза. Так вот, мадам де Пуатье, похоже, не верила в любовь короля. Он убеждал ее, но она стояла на своем. И даже неоднократно хотела покинуть его. После смерти мужа она осталась богатой вдовой и могла бы найти себе пару. Зачем ей этот юнец? Когда Генриха заставили жениться, Диана, кажется, вздохнула с облегчением: уж теперь-то она свободна. Но не тут-то было – молодой супруг чуть ли не с брачного ложа прибежал к своей фаворитке.

– И сколько же тогда Диане было лет? Князь, немного помолчав, произнес:

– Думаю, уже за сорок.

– Невозможно! Так я вам и поверила! Она что же, по-вашему, и не старела вовсе?

– Да, моя прелесть! Диану действительно называли колдуньей. Ясные глаза, гладкая, атласная кожа, а сама – уверенная и сияющая... Да что вам мои слова – в кабинете короля висит ее портрет. Разве вы не видели?

– Не-е-т! – пожала плечами актриса. – Их здесь много висит, разных дам.

Представьте себе, сколь приятно было русскому князю, присев с бокалом французского вина на знаменитой лестнице дворца Фонтенбло, рассказывать гостям о том, что именно на этих ступенях поверженный Наполеон прощался со своей гвардией перед ссылкой на затерянный в океане остров. Какие трагические мгновения великой судьбы! А вот они сидят здесь и пьют вино.

– Как жаль, что вам это неинтересно! Должны же вы хоть что-нибудь знать, кроме ваших ролей. Впрочем, я не о том. Ведь вы спросили, почему не старела Диана? То, как она жила, мне кажется, это объясняет. Представьте, каждодневный подъем в пять часов утра, купанье в озерце с холодной водой, потом на коня и часа два бешеной скачки по здешним полям. И так всегда – в любое время года. Многие придворные дамы пытались делать то же самое, но надолго их не хватало. Время шло – они теряли молодость и красоту. Диана же оставалась прекрасной.

Гостья князя возмутилась:

– Что за ужасы – купаться в холодной воде! А вставать в пять часов утра! Да я не верю вам. Вы, видно, забавляетесь, а я, как деревенская дурочка, слушаю ваши немыслимые россказни.

– Разве я способен на подобное? Но если вы мне не верите, я умолкаю.

Схватив веер с платья, лежавшего небрежной грудой в кресле, девица принялась обмахиваться, будто ей стало жарко.

– Нет уж, раз начали, то и заканчивайте. Что же дальше было?

– Дальше? – отозвался князь. – Диана была очень умна, и все три десятилетия романа с ней король всегда слушался ее советов. Но в конце концов...

– Ну конечно! – захлопала в ладоши слушательница. – Я так и знала – он ей все-таки изменил! Вот оно чем кончилось!

– Да нет же! Генрих был случайно ранен на рыцарском турнире и прожил еще несколько дней. За несколько минут до смерти, которую, кстати, ему предсказал Нострадамус, он прошептал склонившейся над ним Диане: «Я вас умоляю всегда помнить о том, что никогда не любил и не люблю никого, кроме вас».

Мадемуазель, расчувствовавшись, даже всхлипнула:

– Боже, какие же были раньше мужчины! Воцарилось молчание. Потом раздался голос Александра Яковлевича, тихий, задумчивый:

– А какие были женщины!..

...Возможно, их было в жизни Лобанова-Ростовского две – по-настоящему им обожаемые, вызывавшие поклонение. Одна – Анна Ярославна, уроженка теплого, ласкового Киева, наверно никогда не мечтавшая ни о какой короне в чужой далекой стране. Другая – Мария Стюарт, которая превратила свою жизнь в трагедию из-за короны, весьма опасного, надо сказать, украшения.

Даты рождения этих женщин разнились более чем в пятьсот лет. Анну Ярославну от ее неожиданного сородича-поклонника отделяло восемь столетий, Марию Стюарт – лет триста. Но эта арифметика ничего не значила для князя. Его покорили характеры этих женщин, их поступки, их смелость в любви, непреклонность во вражде, стремление жить так, как диктовало им внутреннее убеждение.

Известно, что люди быстро забывают отошедших в мир иной, но эти две красавицы веками не отпускали воображение историков, писателей, поэтов. Да уж, Лобанов-Ростовский был не одинок в своем интересе к ним. Разумеется, он прочитал об Анне и Марии все, что только смог отыскать в России и европейских библиотеках, вникая во все нюансы их жизнеописаний. Какими смешными в своих никчемных страстишках, которые они называют любовью, казались князю окружавшие его дамы! Мертвые теснили живых – что ж, не с одним ним такое бывало.

Оттого, вероятно, до нас не дошли сведения ни о каких сколь-нибудь заметных романах самого Лобанова-Ростовского, этого «соломенного вдовца». Маячившие возле него тени прошлого так тревожили его воображение, от них веяло такой страстью и великолепием женственности, что было бы странно завести что-либо серьезнее ни к чему не обязывающего флирта. Анна Ярославна и Мария Стюарт путали князю все карты. Его восхищение требовало выхода: Лобанов-Ростовский решил делом доказать им свой восторг и почтение.

...Эх, каким же он оказался слепцом! Столько раз бывал в Киеве, вовсю развлекался, но так и не удосужился в тиши и спокойствии Софийского собора рассмотреть изображение Анны Ярославны – женщины, жизнь которой теперь ему казалась самым головокружительным романом из всех, что довелось прочитать.

Правда, там, на фреске, Анна еще девочка-подросток, смиренно ступающая в ряду с сестрами. Ее ждет дорога в Париж, корона, рождение четверых детей – троих сыновей и дочери, – признание Папой римским ее замечательного ума, а всей Францией – красоты и мудрости. Потом придет вдовство, а в тридцать шесть лет – сумасшедшая любовь к женатому человеку. Против Анны и ее избранника восстанут церковь и собственные дети.

«Полюбить – так королеву, проиграть – так миллион». Шутки шутками, но, похоже, князь Лобанов-Ростовский, сам того не ведая, жил по этому принципу. Во всяком случае, именно русская королева Франции Анна Ярославна могла оспаривать у Марии Стюарт первое место в душе и мыслях князя, но никак не вполне живая, милая, но все-таки очень уж заурядная Клеопатра Ильинична.

Но все будет напрасно – их любовь устоит и лишь окрепнет. А за десять лет счастья и согласия можно заплатить многим: это не станут отрицать ни те, кто нашел своего человека в жизни, ни те, кто с ним разминулся.

...Многое обнаружил Лобанов-Ростовский такого в биографии Анны Ярославны, что раньше не было никому известно. Но дата ее смерти так и осталась невыясненной. По одной из версий, русскую княгиню, потомки которой в восьми поколениях были королями Франции, похоронили в местечке Серии. Там находилось аббатство, где и окончила свои дни удивительная дочь Ярослава Мудрого.