Евгений Анташкевич - 33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине

– По распоряжению Управляющего дорогой Бориса Васильевича Остроумова мы продаём им эту землю по три-четыре рубля за сажень! Хотелось бы с вашей помощью получить список всех, кто здесь поселился и имеет серьёзные намерения строиться!

– Это не совсем наше дело, но мы дадим вам копию полицейского протокола, можете воспользоваться!

Когда Сорокин толкнул калитку очередного дома, он услышал два выстрела. Он вздрогнул, увидел, что Ли Чуньминь встал впереди Гондатти, а тот полез в карман пальто. Выстрелы прозвучали с пустыря. Из-за посадок Сорокин не видел, что произошло, и побежал туда, перемахнул через забор и оказался на пустыре. Иванов лежал на спине «яко во гробе», и на него навалилась фигура в солдатской шинели. Сорокин за плечо рванул фигуру, он сразу узнал солдата из полуроты Огурцова, «лошадиного дохтура» Селиванова, тот дышал. Иванов тоже дышал и спокойными глазами смотрел в небо.

– Что с вами, Илья Михайлович? – Сорокин стал расстёгивать пуговицы его пальто.

– Оставьте, голубчик, трое убежали, посмотрите туда и идите, идите, это те – наши… – спокойно сказал Иванов и скосил глаза вправо. Сорокин посмотрел по направлению взгляда Иванова и увидел, что по пустырю убегают люди, а наперерез к ним от оцепления верхом скачет Нечаев. «Когда успел распрячь-то?» – оторопел Сорокин. Генерал склонился к гриве полукровки, с его правой руки свисала толстая ременная плеть. Сорокин рванул. Перед Нечаевым бежали трое, он догнал первого и ударил плетью, тот рухнул, потом он догнал следующего и тоже ударил плетью. Третьего смял конем. Когда Сорокин подбежал, двое корчились на земле, последнему Нечаев вязал руки.

– Вяжите тех! – крикнул Нечаев. – Там ваш!

Сорокин подбежал к одному из лежавших, насел на него и ударил рукояткой нагана по правой ключице. «Пусть полежит!» – промелькнуло в его голове, и он кинулся к другому. Это был густо заросший бородой Огурцов, и он узнал в нём извозчика… Огурцов лежал на спине и, опираясь на локти, пытался встать. У него была только левая половина лица, правая была срезана плетью, вместе со щекой и глазом. Сорокин увидел в его руке револьвер и выстрелил.

– А вы, голубчик, ворона! – подошедший Нечаев выстрелил в Огурцова, тот дёрнулся. – Не уберегли вашего начальника, так нельзя!

Сорокин побежал к Иванову. На ходу он увидел, что туда же мчится карета скорой помощи. Когда он подбежал, Иванова погрузили, и внутрь залезал полицейский врач Мигдисов.

– Что с ним? – с трудом переводя дыхание, спросил Сорокин.

Степан Гаспарович нехотя повернулся и сказал:

– Хреново! Скорее всего – пуля в позвоночнике! Можем не довезти!

Ли Чуньминь ходил по кабинету. Михаил Капитонович писал отчёт.

– Какой по счёту был дом, когда были выстрелы? – спросил Ли Чуньминь.

– Четвёртый по левой стороне…

– Что говорят Селиванов и этот… третий, как его?..

– Петраков…

– Кто убил Григорьеву и нашего полицейского?

– Всё валят на Огурцова!

– Правильно… Огурцов уже не ответчик! И суд, который нам от вас достался по наследству, присяжных, мог бы смягчить наказание Огурцову, учтя его пролетарское происхождение! Нашли удавку?

– Да!

– Где?

– В вещах Селиванова…

– А вот этому уже не отвертеться! Нечаев написал свои показания?

– Вот они!

– Приобщите к делу! А что говорит Чурикова?

– Утверждает, что зачинщиком всего был Огурцов!

– Что говорит о нём? Как она оказалась в банде?

– Говорит, что он её изнасиловал и обещал убить за то, что она пришла в полицию…

– Её можно освободить, только надо, чтобы она дожила до суда! Позаботьтесь об этом!

– Как?

– Если она согласится, пусть поживет пока в камере…

– В…

– Да, а вы снимите квартиру, я назначил вас на должность Иванова… – А…

– А он час назад умер. На операционном столе.

Ли Чуньминь и Сорокин обедали в ресторане, там, где Сорокин обедал с Ивановым. Ели и пили молча. Ли Чуньминь пил как русский. Сорокин чувствовал себя виноватым. Очень больно отозвались в его душе слова генерала Нечаева: «Не уберегли вы вашего начальника! Так нельзя! Ворона!»

«А как было можно, если он взял и ушёл? Что я мог сделать?» И Михаил Капитонович вспомнил, как Иванов вдруг стал суетиться.

Его отвлёк Ли Чуньминь:

– Эти трое были вашими солдатами, которые ушли к красным?

Михаил Капитонович кивнул.

– А Огурцов, вы говорите, хотел вас тогда убить?

– Да, я только не понял: зачем? Они могли и так уйти, была ночь…

– Может быть, они хотели продать вас красным?

Сорокин пожал плечами и вдруг спросил:

– А почему когда вы влезли в наш вагон, то говорили с акцентом?

Ли Чуньминь улыбнулся:

– А представляете ваше состояние, если бы китаец, я же китаец…

Сорокин кивнул.

– …заговорил бы с вами совсем без акцента! Вы бы очень удивились?

– Конечно! – Михаил Капитонович понял логику Ли Чуньминя. – А вы ведь должны были меня расстрелять за то, что я ударил вашего солдата?

– Зачем? Вы вот как пригодились! Без вас мы бы ещё долго ловили этого Огурцова…

– И может быть, был бы жив Илья Михайлович… – с грустью произнёс Сорокин.

– На всё воля Господня! – сказал Ли Чуньминь. – Кстати, можете звать меня Леонид Сергеевич, так меня звали в России. – Ли Чуньминь поднял рюмку и вдруг кивнул за спину Михаила Капитоновича. – Посмотрите, кто к нам идёт!

Сорокин оглянулся, к ним шёл Всеволод Никанорович Ива́нов.

– Здравствуйте, господа, насилу вас нашёл!

Они помянули следователя, потом Всеволод Никанорович слушал историю Огурцова, молча кивал, когда Сорокин рассказывал о событиях в обозе на Сибирском тракте, памятных Всеволоду Никаноровичу, записывал в блокнот. Когда история закончилась, он поднял рюмку.

– Вот, господа, видите как? А ведь это всё – глухие раскаты тех событий… – При слове «тех» он куда-то далеко махнул рукой. – Как оно дотягивается-то! Ну, помя́нем… – Ива́нов выпил. – А вам, Михаил Капитонович, – весточка! – сказал он и протянул Сорокину сложенный вчетверо телеграфный бланк.

Он шёл к Шнейдерману. Торопился. С позавчерашнего дня он писал отчёты, оформлял протоколы, и не было времени сходить к Шнейдерману, чтобы отклеить бакенбарды и парик.

Шнейдерман встретил его, хлопая руками по бедрам, как птица.

– Что за горе? Что за горе, голубчик? Что же это за такое – убить такого человека!

Шнейдерман усадил Михаила Капитоновича в кресло и поставил на спиртовку кастрюльку с водой.

– Сейчас, голубчик! Это не просто клей, это клей моего собственного изготовления, три матроса не отдерут, в смысле, конечно, отдерут, если четыре, только со щеками и скальпом, как у того Чингачгука… ай, ай, ай!

Шнейдерман суетился, семенил вокруг кресла и махал руками.