Уильям Нэйпир - Собирается буря

Каган прикоснулся рукой к эфесу меча, своего прекрасного оружия с инкрустированной рукоятью, подаренного римским стратегом и представленного народу как Меч Саваша. Люди поверили. А сам Аттила? Кто может сказать… Кто может сказать, во что действительно верил такой человек, как Аттила?

Великий гунн кивнул вдаль.

Орест повернул голову, и ему показалось, как сам горизонт зашевелился. Словно там что-то тлело, а дым был пылью. Верный спутник Аттилы снова вытер пот с лица.

— В обычном набеге участвовало бы всего лишь несколько дюжин, — размышлял Орест. — Это не несколько дюжин. И это — не обычный набег.

— Придет две тысячи. Кутригуры жаждут мести. И мы хотим, чтобы они все были здесь.

Орест, зашипев, глубоко вздохнул:

— Вы безумны. Говорю со всем должным уважением к вам, мой господин. Но вы безумнее, чем хвост у обезьяны.

Некоторое время Аттила молчал, не отрывая тяжелого взгляда от далекого дымящегося горизонта. Глаза кагана сузились, кольца в ушах заблестели в лучах солнца. Он тихо сказал, не поворачиваясь:

— Со всем уважением, мой старый друг, мы хотим, чтобы они все были здесь. И тогда их лагерь останется незащищенным.

И тогда с воем появилось Волчье племя.

Кутригуры пришли, ревя по-звериному, и их вопли становились все громче и ужаснее по мере стремительного приближения. Скуля и взвизгивая, гикая и крича, они выскочили из пыльного облака на плоскогорье. С оглушительным грохотом копыт и барабанов, с высоко поднятыми копьями, с уже прижатыми к тетиве стрелами…

Старая жрица недооценила кутригуров, сказав, что врагов была тысяча, а может, две.

На многих не оказалось почти никакой одежды, небольшие клочки ткани на кутригурах выполняли чисто декоративную функцию. Однако неприятели нашли время, чтобы нарядиться, идя на убийство. Женщины племени наградили мужей заботой и с гордостью послали сражаться, танцуя, улюлюкая и прося вернуться в крови врагов или даже своей собственной. «Пусть никто не придет обратно не окровавленным!» — пели они.

Теперь кутригуры мчались к маленькому дерзкому отряду безымянных и неизвестных врагов. Украшенные шрамами и яркими полосами, с пятнами и линиями, нацарапанными женщинами кончиком иглы, с чернилами, которые медленно, капля за каплей, сочились из еще не заживших порезов. Поводья с перьями и мехом болтались вместе с отсеченными и привязанными за волосы головами врагов или других людей, которые повстречались на пути. Кутригуры были в пестрой одежде с вкраплениями из китайского шелка, в окровавленных накидках зарезанных священников и неподходящих воздушных покрывалах из муслина, принадлежавших девушкам, жившим в разграбленных городах, сейчас уже тоже окровавленных, запачканных и обмотанных вокруг толстых запястий или мощных мускулов в качестве военного трофея и знаков победы. На шее висели браслеты из заячьих лап и накидки из шкуры буйвола.

Мех и шкура волка обладали огромной магической силой. Самые знатные из воинов носили головные уборы с головами волков с вечно разомкнутыми челюстями и ожерелья из нескольких ушей этого животного. На многих были меховые колпаки, проткнутые отвалившимися оленьими рогами, длинные косы захваченных в плен женщин с гордостью вплетали в свои собственные волосы.

Лица, ярко раскрашенные в белый, коричневато-желтый и красный цвета, украшали татуировки. На лбу и щеках виднелись малиновые узоры, должными символизировать бесстрашие, их вывели кончиком меча, который обмакнули в жуков, раздавленных в ступках женщинами. На широких гладких грудных клетках были запечатлены ухмыляющееся солнце, луна и синие лица с извивающимися змеями вместо волос, на пыльных спинах — кровавые отпечатки пальцев, оставленные другими воинами. Бока лошадей украшали птицы, рыбы, ярко-желтые попоны и красноватые отметины. Некоторые появились после того, как туда приложили руки, отсеченные у стонущих пленников.

Одни носили темно-синие тюрбаны, когда-то принадлежавшие персам, а теперь грубо обмотанные вокруг голов или горла, другие — шлемы из сыромятной кожи, которые проткнули рогами быков или сайгаков и усеяли странными магическими изображениями. Кутригуры сжимали в кулаках пучки стрел и даже своими заточенными и заостренными зубами (ведь кое-кто не брезговал и каннибализмом) стискивали еще несколько штук. Некоторые накрасили губы и намазали вокруг рта ярко-красным, желая внушить врагам, что те уже мертвы, а у ртов остались следы крови после последней резни, когда они накинулись на убитых и стали жадно пить кровь.

Такими появились завывающие кутригуры, и из-за жалких колючих зарослей Аттила и избранные заметили несколько просто раздетых неприятелей, носящих лишь браслеты и кольца вокруг толстых запястий. Атакующие гнали лошадей во весь опор, пришпоривая ногами в блестящих сандалиях с дорогими награбленными украшениями. Были они похожи на рассвирепевших шлюх, если тех усадить на коней. На некоторых не было ничего, кроме кожаных ремней на талии с висящими топориками, кинжалами и привязанными головами, где виднелась запекшаяся кровь. С них свисало множество черепов и голов. Кутригуры сжимали зловеще изогнутые остроги и веревки из жгучей крапивы. Даже тела воинов были покрыты осколками битого стекла, яркими шариками, драгоценностями. Некоторые уже испытывали сильное волнение, тяжело и часто дыша и наполовину прикрыв глаза, словно приближаясь к следующей кровопролитной кульминации.

Но люди Аттилы за колючими зарослями знали, как они погибнут, если попадутся живыми, какая им предстоит медленная и мучительная пытка.

Такой легион, насчитывающий много тысяч человек, с воем напал на гуннов в тот день. Внешний вид и гвалт кутригуров производили омерзительное впечатление. Враги с грохотом вздымали облака пыли, сквозь которое они и появились, словно одержимые демонами. Позади шествовала толпа женщин и детей постарше, вооружившихся маленькими ножами и кинжалами для окончательной расправы, которую собирались произвести после свирепой битвы на ратном поле, оглашенном стонами.

Там была и ведьма Энхтуйя.

Пораженный ужасом, маленький отряд Аттилы глянул из укрытия на чудовищное полчище. Люди попытались убедить себя: раньше случалось пережить и кое-что пострашнее, но победа все равно оставалась на его стороне. Но никто даже на мгновение не смог вспомнить, когда. Гунны собрались с духом и положились на своего вождя.

Орест бросил взгляд в сторону и увидел Аттилу, схватившего лук левой рукой. Его лицо приняло воодушевленное выражение, но прежняя сардоническая ухмылка не исчезла даже сейчас. Смех в преддверии смерти… Похоже, несмотря на нелепость и кошмар, в этой безымянной пустоши между последним взрывом хохота и последним вздохом каган собирался одержать своего рода отчаянную победу.