Алексей Пишенин - Сага о Хельги

Подвели Туранда, и тот рассказал, что Торгиль здесь был тайно от отца, ибо в деле была замешана женщина. И он не знает, что теперь скажет Кабану, раз его любимый сын лежит мертвый. Но сейчас, когда он увидел убийцу, он понял, как все вышло. И что теперь винит он себя в смерти Торгиля, которого он любил, как сына. Ведь он нес Торгилю платок от любящей его девушки. Но платок этот потерял он по пути. И, видать, Хельги сын Торбранд, подобрал его. И потому как, по всему видно, Хельги также та девушка по нраву, то ревность заставила его выследить Туранда, найти, кому был подарен платок, дождаться, когда Торгиль заснет, и зарубить его.

Хельги бросился на Туранда, но его удержали двое дюжих работников из усадьбы.

— А что скажешь ты, Бьёрн? — спросил Торбранд. — Что ты делал все это время? Не пытайся защитить брата. В нашем роду мужчины не лгут, особенно, когда заходит речь о нашей чести.

Бьёрн рассказал, что видел он, как Хельги пошел в сторону леса перед самым заходом солнца, но что все время до этого с братом они не разлучались и тот никого не выслеживал. Он рассказал, что, попрощавшись с Сигрун, вернулся он к лодке, но не нашел своего меча. И потому отправился на розыски Хельги. И встретил его уже после захода солнца с окровавленным мечом.

— А почему подумал ты на Хельги, что это он взял меч? — спросил Харальд.

Бьёрн посмотрел сначала на Хельги, потом на отца.

— А на кого еще мне думать? Не отец же взял его…

Хельги посмотрел в глаза Бьёрну и сказал уже твердым голосом:

— Спасибо Бьёрн, но мне нечего скрывать. Туранд встретил меня у пристани незадолго до захода солнца. Он дал мне платок как залог того, что девушка сама хочет нашего с Торгилем поединка. Мы, сыновья Торбранда, не бежим от боя. Потому, не спросясь, взял я у брата меч и пошел к ясеню правосудия. Платок я дал Бьёрну, чтобы отдал он его обратно девушке, какая бы судьба меня ни ждала. А не сказал я никому ничего, потому как Туранд просил хранить все в тайне.

Тут опять в разговор вступил Туранд:

— Если кто слышит тут слова о поединке, то пусть знает он, что все это наглая ложь. Хватит не слишком пристального взгляда, чтобы понять, что приемный сын мой был убит во сне.

Харальд Тордсон покачал головой:

— Сдается мне, без женщин тут не обойтись. Пусть приведут дочерей Одда Одноногого, так как думаю я, это из-за них мы уже который день не можем прожить спокойно, — велел он.

Тут из толпы вышли Ингрид и Сигрун. Их отец стоял за их спиной. И Ингрид рассказала, что и правда дала платок Туранду для Торгиля. При этих ее словах Хельги опять стал белым как полотно.

— Но этот платок был нужен только как залог того, что Торгиль уедет к себе. Ни о каком поединке мы и не говорили вовсе, — продолжила она.

— Теперь, я думаю, все могут увидеть, что произошло на самом деле, — уверенно произнес Туранд, и все посмотрели на Хельги.

— Но, как говорят в наших краях, — продолжила Ингрид, — волка узнаешь по волчьим ушам. Не верю я словам Туранда Змеиного Языка. Не мог Хельги убить Торгиля во сне. Пусть сам расскажет он, как проходил поединок. И если позволишь ты, Харальд Тордсон, то пусть все люди отойдут на десять шагов, чтобы не затоптать те следы, что еще остаются.

Все с удивлением посмотрели на Ингрид. И многие тогда сказали своим соседям в толпе, что Одду повезло с дочерями так, как не везет и иному конунгу. И редко где встретишь такое сочетание красы и мудрости. И, видать, их настоящим отцом был сам Один, во время своих прогулок по Мидгарду посещавший Асу, жену Одда, когда тот отлучался из дома.

Тогда Харальд приказал всем отойти на десять шагов, и вперед вышел Гуннар Следопыт, охотник, известный на всю округу. Двое слуг светили ему факелами. И Харальд приказал Хельги рассказывать, как было дело.

— Торгиль огородил поле для поединка горящими головешками. Ивовые прутья, как заведено у нас, мы бы могли не увидеть в такой тьме, — начал Хельги. — Головешки лежали там, там и вон там.

Гуннар обошел те места, которые ему указал Хельги.

— Там действительно лежали головешки, но не могу я сказать, была ли между ними схватка, ведь трава могла быть примята, когда мы все здесь стояли, — подтвердил Гуннар.

— Мы бились, и он наступал, а я отходил. Потом наступил на вон ту головешку на южной стороне поля и упал, — продолжил Хельги. — И Торгиль налетел на меня, споткнулся и сам напоролся на мой меч.

— Трава примята больше, чем в других местах. — Гуннар начал рассказывать о том, что видел. — Если ты упал, а он на тебя, как он держал меч? — спросил он у Хельги.

— Его клинок был занесен над его головой. Потому, падая, он не успел отбить мой меч.

— Значит, лезвие его меча должно было где-то удариться о землю, — сказал Гуннар, встал на место, куда показывал Хельги, и поднял руки, как бы замахиваясь. — Удар должен был прийтись вон туда, — и он показал на место в полутора шагах от примятой травы.

— И вот вижу я небольшой разрез в дерне и еще небольшую выбоину там, где должна была удариться о землю рукоять. — Гуннар говорил так, чтобы слышали все. Бонды не спускали с него глаз.

— И здесь вижу я капли крови, что, видно, пошла у него ртом. Когда ты скинул его с себя, ты сдвинул его влево? — снова спросил Гуннар Хельги.

И сам же ответил:

— Да, ты скинул влево, но здесь следы крови затерты, хотя и не до конца. Кажется, что Торгиля кто-то волок к костру? Это делал ты? — Хельги, отрицая, помахал головой.

— Тогда посмотрим на Торгиля. — Гуннар подошел к телу Торгиля, перевернул его на бок и, присев на корточки, начал говорить. — Лезвие прошло его насквозь, я вижу рану на спине. На земле под ним много крови, но нигде не вижу я следа от лезвия меча, которое должно было бы глубоко войти в землю.

Гуннар Следопыт встал и подошел к Харальду Тордсону:

— Следы говорят, что Торгиль был убит у южного края поля для поединка, потом его перетащили к костру. Когда его убили, у него в руках был меч.

Харальд посмотрел на Хельги, затем на Туранда, затем на всех собравшихся людей.

— Пусть тот, кто верит словам Туранда, что стоит здесь, поднимет руку, — сказал Харальд.

Ни одна рука не поднялась.

— Пусть тот, кто верит словам Хельги сына Торбранда, который также стоит здесь, поднимет руку.

Все свободные мужчины на поляне, кроме Туранда и Хельги, подняли вверх правую руку.

— Ночь — не время для суда. Суд будет утром. Я обвиняю Хельги сына Торбранда в нарушении мира и поединке без свидетелей, — громким голосом прокричал Харальд. — Я объявляю Туранда, чьего отца я не знаю, в клевете. И если завтра перед судом он не расскажет нам всю правду, то он же будет обвинен и в лжесвидетельстве. Потому отведите Туранда в усадьбу и заприте его в дровяном сарае! — приказал он слугам.