Татьяна Янковская - Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени

Лену прислали к ним в класс с калийного комбината. Она была взрослая – восемнадцать лет! – комсомолка, и ребята полюбили ее за красоту и веселый нрав. Летом группу сотрудников комбината, и Лену в том числе, отправили работать на две недели в совхоз на другом берегу Камы. Когда переправлялись обратно на лодке, так веселились после принятого во время отвальной, что на середине реки лодка перевернулась. К счастью, они оказались на перекате, где было достаточно мелко, и с радостью обнаружили себя стоящими на дне посреди реки. Поймать лодку и погрузиться в нее было несложно, так что все благополучно добрались до берега.

Все, да не все. Уже на берегу обнаружили, что Леночка Лаптева не вернулась. Может быть, она захлебнулась, когда лодка перевернулась, может, ударилась и пошла ко дну, и никто не заметил. Целую неделю ее искали, труп отнесло далеко вниз по течению. Хоронил ее весь калирудник, было море цветов, все плакали. Пытались искать виноватых в трагической, нелепой смерти очаровательной девушки. А в конце лета ее родителей ждал новый удар: брат Лены поехал на мотоцикле к ней на кладбище, потерял управление и разбился.

Вообще в городе у многих появились мотоциклы, которые с раздражающим ревом проносились по проспекту, и тихие мотороллеры, и было много несчастных случаев. Папин знакомый Шиф купил себе мотороллер и однажды прокатил на нем Аню. А вообще друзья родителей предпочитали покупать машины, а многие и моторные лодки. Папа же не хотел покупать машину, он покупал книги. Одно за другим в шкафу выстраивались новые собрания сочинений. Пришлось сделать на заказ полки в коридоре во всю стену, чтобы ставить новые книги.

Путевку в лагерь в это лето достать не удалось. Аня разбирала задание на лето, которое ей дали в музыкальной школе, много читала. Она подружилась с Машей Уральцевой и часто ходила гулять к ее дому, где с ребятами постарше они играли в кувалду и «бить-бежать». Мама сказала, что «бить-бежать» похоже на лапту. А игра в кувалду – те же прятки: ребята забивают большой деревянной кувалдой в землю кол. Бьют все по очереди, стараясь загнать его поглубже. Пока тот, кто шарйт (в Ленинграде говорили «водит»), вытаскивает кол, все прячутся, потом он идет их искать. Главная разница с прятками в том, что еще не найденные ребята могут незаметно выскочить из своего укрытия и снова начать забивать кол в землю, и нельзя продолжать искать, пока не вытащишь его. Кто шарит, должен быть все время начеку! Кроме игр и Маши была еще одна причина, почему Аня ходила сюда играть: в этом дворе жил Свистунов.

В журнале «Пионер» поместили выкройку блузки-кимоно, ее можно перенести на бумагу по квадратам. Аня уже хорошо строчит на ножной машине, и мама разрешила ей попробовать сшить блузку самой. Оказалось, что шить нетрудно, и очень быстро можно таким образом приобрести себе обновку. А как приятно выйти гулять в первой собственноручно сшитой кофточке из бледно-розового штапеля!

Кроме «Пионера» и ленинградского «Костра», на который подписал ее дедушка, Аня получала еще «Пионерскую правду». Тетя Шура говорила маме, что Аннушка Эйдельзон, старше Ани на три года (Аня знает ее по музыкальной школе), читает настоящую «Правду», а не «Пионерскую». Какая она умная! Ане тоже хочется быть такой умной, но «Правду» читать скучно. Она бы не возражала брать частные уроки английского, как Аннушка, но родители не хотят перегружать Аню, так что приходится довольствоваться немецким в школе. Невероятно интересно изучать другой язык, и учительница у них очень хорошая, Эльза Михайловна. В 6-м классе она будет у них классным руководителем.

Эльза Михайловна разучила с несколькими девочками из шестых классов две песни на немецком языке для школьного концерта: про веселых прачек, которые стирали и гладили den ganzen Tag [6] , и про Ганса Михеля, который мог сделать все, что захочет. А хотел он делать разные музыкальные инструменты и играть на них. Девочки не только пели, но и танцевали, показывая, как работали прачки и как Ганс играл на скрипке, флейте, барабане и звонил в колокольчик. Многие забывали слова и движения, и Эльза Михайловна очень надеялась на Аню, которая никогда не сбивалась на репетициях и на выступлениях. Недавно их школа выступала в ДК Ленина с литмонтажом перед началом городской конференции в честь 7 Ноября. Трое участников не пришли, и их слова распределили между другими ребятами, Ане тоже достался чей-то стих. И вот во время выступления Аня вдруг вспомнила, что у одного из мальчиков, который не пришел, было два кусочка текста, и о втором все забыли. Приближался момент, когда в зале повиснет пауза и… Аня представила, что чувствует сейчас Эльза Михайловна, которая готовила их к приветствию, и, конечно, уже поняла свою оплошность. И Аня громко, с выражением продекламировала и этот кусок, потому что весь литмонтаж помнила наизусть, и почувствовала, какое облегчение все испытали. Как благодарна ей была тогда Эльза Михайловна!

В день концерта папа вернулся с работы раньше обычного. Когда Аня собралась и, крикнув «я пошла!», открыла входную дверь, в переднюю из гостиной вышел папа.

– Что вы там будете делать?

Аня объяснила.

– Ну-ка, покажи!

– Я потом, когда вернусь.

– Нет, сейчас.

– Я тороплюсь!

– Чем скорее ты покажешь, тем быстрее пойдешь.

Ане совсем не хотелось сейчас, перед концертом, выделывать перед папой все эти «sie washen, sie washen» [7] и «violine, violine, macht die Geige» [8] . Ей казалось, что одна, без костюма, она будет выглядеть по-дурацки. Не хотелось снимать пальто и сапожки, терять время, сбивать настроение.

– Я не могу сейчас.

– В таком случае ты никуда не пойдешь.

– Но меня ждут, Эльза Михайловна сказала, что надеется на меня!

– Пожалуйста, хочешь идти, покажи, что вы там будете петь.

– Я не могу сейчас…

– Тогда иди в свою комнату и учи уроки.

– Но я ведь там не одна, я всех подведу!

– Ничего, справятся без тебя.

Аня плакала, закрывшись у себя, когда услышала, что к ним стучат, и папа пошел открывать.

– Здравствуйте, меня Эльза Михайловна прислала за Аней, – услышала Аня голос девочки из 6 «А».

– Аня никуда не пойдет.

– Но Эльза Михайловна сказала…

– Передай Эльзе Михайловне, что Аня не придет, я ей не разрешаю.

Дверь захлопнулась. Аня зарыдала в голос. Какой стыд! Всех, всех отпустили, кроме нее. И Эльза Михайловна послала за ней, значит, Аня там нужна, ее ждут. Было обидно не только за себя, но и за Эльзу Михайловну, которая так старалась, разучивая с ними эти номера, может быть, глуповатые, но всем вместе было весело ходить по сцене в фартучках, взявшись за руки крест-накрест, как fleissige Waschfrauen [9] , или перебирать пальцами, изображая флейту – «timperline, temperline, macht die Floete» [10] .