Эмма Донохью - Запечатанное письмо

Фидо, несомненно, посоветовала бы Хелен «не унижать себя еще больше». Напомнила бы о гордости, о чувстве собственного достоинства. Только где она сама, почему ее нет рядом? Вот она, преданность, вот она, женская дружба!

— Что имеет руки, но без пальцев?

Хелен сокрушенно вздохнула:

— У вас все загадки о каких-то увечьях!

— Ты увиливаешь! — укорила ее Нэн, гордая новым словом.

Да, видно, Андерсон и не собирался приходить. Какая жестокость кроется за этой обманчиво красивой наружностью!

— Отгадай! Догадайся!

— К отцу вы так не пристаете! — воскликнула Хелен. — Дайте подумать… Значит, нет пальцев? А большой палец есть?

— Нет ни большого, ни остальных пальцев, только руки! — стиснув кулачки, говорит Нелл.

— Может, вы намекнете?

Девочки серьезно переглянулись.

— Одна подсказка у тебя уже есть, — говорит Нэн.

— Руки без пальцев…

— Она никогда не догадается! Это тоже часы! — завизжала Нелл, и Хелен испуганно посмотрела, куда показывает ее дочка.

— У часов есть руки и лицо.

— Мама, ты сегодня очень недогадливая, — заметила Нэн.

— Да, — рассеянно согласилась Хелен, и голос ее прозвучал трагически.

— Мама, я не хотела тебя обидеть!

— Просто мы чаще разгадываем загадки, чем ты, — успокоила ее Нелл. — Давайте поиграем во что-нибудь другое.

— Мне тоже надоели загадки, — призналась Нэн и взяла колоду карт. — Поиграем во «Все рухнуло»?

— Боюсь, мне еще не справиться, — сказала Нелл, протягивая вперед исхудавшие ручки и глядя, как они подрагивают.

— Ничего, я сама построю домик! — заявляет Нэн, принимаясь складывать на столе хлипкую пирамиду из карт. — А вы с мамой вскрикнете, когда он обвалится.

Хелен посмотрела в сторону окна. В воскресенье на улице пусто. Некоторое время не слышно никаких звуков, кроме слабого шелеста карт. Потом вдруг толчок, и Нелл крикнула: «Все рухнуло!»

Но Хелен услышала скрип парадной двери и быстро обернулась.

— Кажется, у нас сегодня гость! — возбужденно воскликнула она. — Кто бы это мог быть? Скорее уберите на место игрушки.

Нэн покачала головой, глядя на мать:

— Никто не звонил и не стучал, мама! Значит, это просто папа вернулся из церкви.

— Давайте играть в «Старую горничную».

— Нет, в «Счастливое семейство»! — потребовала Нэн.

Когда Гарри вошел в гостиную, Хелен спокойно сидела рядом с дочерьми — идиллическая сцена счастливого семейства.

— Ты сегодня рано, — сказала она, не поднимая головы. — Нелл, я ищу… миссис Боне, жену мясника.

— Ее нет дома!

— Ну, и кто выигрывает? — спросил он.

— Я! — радостно крикнула Нэн. — Мама все время забывает правила.

На следующий день, уже ближе к вечеру, Хелен вышла из своего дома и направилась к ожидающему ее кебу.

Сидя в подскакивающем на булыжной мостовой экипаже, она вынула одну из больших визитных карточек с надписью «Миссис Генри Дж. Кодрингтон». Рассмотрела надписи по четырем углам: «Поздравление», «Визит», «Соболезнование», «Уведомление об отъезде», но ни одна из них не подходит для того, чтобы загнуть уголок, а сама она не может придумать, что написать. Придется оставить это место пустым.

Она еще ни разу не была в квартире, которую нанимает Андерсон, не позволяла себе рисковать. Сегодня она велит кучеру остановиться у дома номер 28 на Пэлл-Мэлл — чтобы ее не заметили, но попросит отнести ее карточку в дом номер 24.

— Двадцать четыре, вы сказали? — Он задрал голову, всматриваясь в номер 28.

— Да, — коротко ответила она.

Уже почти шесть. Если она не вернется домой к обеду, случится ли у Гарри удар? Изжога по меньшей мере, а лучше бы смертельный паралич на коврике у камина.

Через несколько бесконечных минут из парадного входа появился Андерсон и посмотрел на кеб, стоящий у номера 28. Хелен глубоко вздохнула.

Лицо его серьезно и замкнуто. Он поднялся в кеб, закрыл дверцу и сел рядом с ней, а не напротив.

«Хочет быть ближе ко мне… Ах нет! Не смеет смотреть мне в глаза».

— Я приезжал вчера на Экклестон-сквер, — отрывисто начал он, — но, к несчастью, прямо у дома столкнулся с Гарри.

— Я так и знала, что-то должно было случиться!

Андерсон молчал.

— Да, он рано ушел из церкви, плохо себя почувствовал. Он… Он удивился, узнав, что ты в Лондоне?

Андерсон пожал плечами.

— Он вел себя… враждебно?

— Да нет. Мы даже фотографиями обменялись.

«Фотографиями?» Какие они странные, эти мужчины. Хелен сосредоточенно рассматривала свои розовые ноготки. «Держись, не нападай на него!» — мысленно напомнила она себе.

— Тебе больше нечего мне сказать после того, как я излила свою душу в том письме? — тихо спрашивает она.

Андерсон откашлялся:

— Тебе не следовало приезжать сюда.

Молчание. Она выжидала.

— Ты прекрасно выглядишь, — мрачно сказал он.

Она презрительно скривила губы. Неужели он принимает ее за девочку, от которой можно отделаться комплиментами? Но все равно ей приятно это слышать.

— Я знаю, что нанес тебе рану, — сказал он.

— В самом деле?

Андерсон достал из кармана небольшой пакет и положил ей на колени.

— Что это? — спросила она.

— Кое-какие памятные вещицы.

Ей не нужно открывать пакет, чтобы увидеть, что там находится. Сделанная ею цепочка для часов, не очень умело, на предыдущее Рождество; локон ее волос.

— Письма уже сожжены.

— Тогда сожги и все это. — Она шевельнула ногой и сбросила на пол пакет, ей вдруг представился запах спаленных волос.

Андерсон нагнулся и безропотно поднял пакет, будто ублажая капризного ребенка.

— Ты привезла вещи, которые хотела мне вернуть?

Она покачала головой.

— Хелен!

— Просто забыла.

— Я думал, это и было целью встречи.

— Для тебя, конечно, — сказала она сквозь подступившие к горлу рыдания. — А я хотела заставить тебя взглянуть мне в глаза и сказать, что больше ты ничего ко мне не чувствуешь.

Андерсон издал хриплый стон, а когда она вскинула голову, сжал в ладонях ее лицо и стал целовать, на что и рассчитывала Хелен.

Она крепко прижалась к нему. Это ее момент: ее сила в сладких поцелуях. Через несколько мгновений она слегка отстранилась и спросила:

— Мы можем пойти к тебе?

Он покачал головой:

— Дома моя хозяйка.

Она с досадой закусила губы.

Но он откинулся назад, отодвинул дверцу люка и крикнул кучеру:

— Отель «Гросвенор», пожалуйста!

Она покраснела, представляя, как это звучит. «Но какое нам дело, что подумают о нас посторонние?!»

Тарантас застревает на углу Гайд-парка в давке из-за упавшей лошади. Седоки не разговаривают; Хелен изо всех сил сдерживается, чтобы случайно не сказать такое, что заставило бы Андерсона передумать. «Скорее, ну, скорее же!»

В отеле он записывает их под именами лейтенанта и миссис Смит. Клерк подозрительно морщит лоб, но ведь это девичья фамилия Хелен, и она надменно смотрит сквозь него.