Эмма Донохью - Запечатанное письмо

— Багажа нет, лейтенант?

— Мне нужен номер только для того, чтобы жена отдохнула перед вечерним приемом, — ледяным голосом объясняет Андерсон.

Номер угнетающе безобразен. Хелен была права, отказываясь от поездок в отель; лучше тайные объятия в темном лесу Креморн-Гарденс. Она видит свое отражение в дешевом зеркале: мрачный лиловый лиф, усталое лицо, резкие морщинки около губ. Далеко же она ушла от мисс Хелен Уэбб Смит из Флоренции!

Андерсон не сделал попытки подвести ее к кровати, а нервно расхаживал по комнате. «Вот так все и кончится, — подумала Хелен. — Молчанием в отвратительном номере».

— Если хочешь, кури, — сказала она. — Эти шторы не стоит беречь.

— Ты не возражаешь?

Она едва удержалась от смеха:

— Какое внимание к даме!

Андерсон закурил сигарету, прежде чем ответить:

— Дорогая моя девочка, мне так жаль.

«Да, но ты это сделал!»

— Самое лучшее будет, если ты меня забудешь.

Она вдыхала пряный запах его табака.

— Это подобно совету, который палач дает своей жертве: «Не извивайся и не дергайся, тогда топор сделает все одним махом».

— О, Хелен!

— И все это было только химерой? Мне всегда говорили, что у меня слишком богатое воображение. — Ее голос дрогнул и пресекся. — Значит, вся наша история была лишь одной из моих фантазий?

Андерсон энергично затряс своей львиной гривой:

— Просто дело в том, что в жизни каждого мужчины наступает момент, когда он задумывается о том, чтобы остепениться.

— Для чего?

— Чтобы иметь дом, — сконфуженно говорит он. — Наследника. Моя кузина Гвен очень милая девушка…

Она резко вскинула руку.

— Я пришла в это заведение, рискуя своей репутацией, не для того, чтобы выслушивать твои похвалы своей новоявленной невесте. — Она ядовито подчеркивает последнее слово.

— Я только хотел сказать, что я нисколько не обманываю себя, я знаю, она никогда не станет для меня тем, чем была ты.

«Ничего не скажешь, — с едкой горечью думает Хелен, — подсластил пилюлю, которая сведет меня в могилу». Хелен напоминает себе: она пришла сюда не для того, чтобы наказать этого человека — хотя это доставило бы ей огромное удовлетворение, — а для того, чтобы удержать его.

— Тогда женись на ней, но сохрани свою тайную любовь ко мне. — Она намеревалась произнести эту фразу соблазнительным шепотом, но та прозвучала как требование, повеление.

Он отвел взгляд, и Хелен с ужасом поняла, что проиграла.

— У нас с тобой… — говорит Андерсон, — все пошло скверно с тех пор, как ты уехала с Мальты.

«Что, теперь, когда ты уже не можешь обладать мною два раза в неделю в уютной роскошной гондоле, я тебя больше совсем не интересую?» Она крепко сжала губы.

— Ты понимаешь, рано или поздно про нас все равно узнали бы. Люди все замечают. Даже твой крепколобый муженек не вечно будет прятать голову в песок.

Словами этот спор не выиграешь, но у нее есть другое оружие.

— Дай мне сигарету. — Она протянула руку. — Я тебя шокировала? — усмехнулась она, видя, что он не отзывается. — Считаешь меня фривольной?

Нелепость определения доходит до него; оба улыбаются. Он раскуривает для нее сигарету, и она затягивается, не закашлявшись; от дыма у нее в горле остается ощущение горечи и раздражения.

— Никогда еще не видел курящую женщину.

— В самом деле? Фидо курит как портовый грузчик.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

— Ты про свою подругу Фидо?!

— О, не думаю, что ей подходит название подруги, — небрежно говорит Хелен. — Она отказалась от меня из-за вопиющей лжи, которую я нагородила о тебе. Больше у меня нет ни одного друга в целом мире.

Андерсон поцеловал ее, на этот раз более страстно.

— Тебе нравится? — спросила она, восстанавливая дыхание.

— Гм… Примерно как поцеловать грузчика.

Она рассмеялась.

Андерсон пристально посмотрел на нее, затем прижался лицом к ее корсажу, лихорадочно шаря рукой под ее тонкими шелковыми юбками. «Некоторые женщины находят эту животную страсть мужчин отвратительной, — размышляет Хелен, соскальзывая на мягкий диван без чехла. — Но разве все мы не примитивные животные?»

О, сможет ли она когда-нибудь жить, не ощущая на себе жаркого тела этого человека, его порывистых и энергичных ласк? Она вдруг думает про мужа, про его длинные белые ноги, вялые руки, его безразличие и холодность. Гарри никогда вот так не овладевал ею, даже в брачную ночь; никогда не смотрел ей в глаза с такой отчаянной страстью. Ее душит ярость при мысли об адмирале, ожидающем ее на Экклестон-сквер, с газетой, за которой он прячется, как за щитом, с его ненавистной изжогой.

Но нет, она не станет в этот волшебный, сказочно прекрасный момент думать об остывших котлетах и старых ссорах. Хелен выбросила все из головы и вернулась на этот скрипучий диван, к этому восхитительному ощущению слияния с любимым. «Все будет хорошо, — сказала она себе, торжествуя, — теперь все будет хорошо! Этот человек хочет меня и всегда будет хотеть: никакой брак этому не помешает, ни мой, ни его!» Обжигающая плоть, вздувшиеся мышцы, каждое движение — это клятва, подписанная и скрепленная печатью.

— Это не журнал, а ненасытное животное, которое буквально пожирает деньги! — простонала на следующий день Эмили Дэвис, сидя в кабинете Фидо в издательстве «Виктория-пресс». — Я так хочу уйти, что готова откупиться собственным кошельком!

— Между прочим, мисс Паркес всегда жалуется, что «Журнал» отнимает у нее здоровье, — заметила Фидо. — Но несмотря на это, ни за что не передаст руководство им другому человеку со свежими идеями. Но не вечно же будет миссис Бодишон поддерживать нас своими средствами?

— Да уж, — согласилась Эмили Дэвис. — В свой последний визит она сказала мне, что у мисс Паркес преувеличенное представление о значении «Журнала». Но, вы понимаете, их долгая дружба…

Последовала долгая неловкая пауза. Ее прервала Фидо:

— Мисс Дэвис, я попросила вас заглянуть ко мне потому, что… Впрочем, вы, вероятно, догадываетесь… — Но красивое личико ее собеседницы непроницаемо. — Дело в том, что, когда на совещании я говорила о первоклассном журнале, который будет обсуждать — помимо проблем с правами женщин — и другие интересующие публику вопросы, вы показались мне заинтересованной… Я не ошиблась?