Йожо Нижнанский - Кровавая графиня

Капитан засмеялся, и этот смех полоснул Павла прямо по сердцу.

Что на уме у этого человека? Куда он гнет? Он тоже считает его предателем, он действительно думает так, как говорит? Можно ли ему доверять? Нет, на нем форма устрашающе красного цвета.

— А почему его сюда приволокут? — Ледерер понемногу приходил в себя. Он решил вытянуть из капитана все, что тот знает, но при этом не обмолвиться ни единым неосторожным словом.

— Потому что поднял мятежную руку на твоего дружка Фицко, — ответил капитан. — Бедняга, мне жаль его, врагу не пожелаешь того, что ждет его.

Павел постепенно узнал все, что хотел узнать. За исключением тайного умысла своего собеседника. Ледерер видел, что капитан словоохотлив — из иного клещами ничего не вытянешь, а этот сам все охотно рассказал. Чувствовалось, что Фицко он ненавидит и презирает. Но почему и в нем, Павле, хочет вызвать ненависть к горбуну и не скупится на оскорбления? Он что, хочет испытать его надежность и преданность чахтицкой госпоже? Напрасно, его не проведешь!

— Господин капитан, — наконец отозвался он безразличным тоном, — не знаю, почему вы сочли необходимым рассказать мне о происшествии в лесной сторожке и почему сообщили, что моего отца выслеживает какая-то женщина, чтобы хитростью заманить его в замок и обречь на смерть.

Капитан посмотрел на него с плохо скрываемым разочарованием.

— Прискорбно, что отец поддался гневу и что провинился, — продолжал Ледерер. — К сожалению, я могу лишь пожалеть его. Если бы я не был слугой чахтицкой госпожи, я тотчас бы пошел и освободил его из рук гайдуков.

— Ты и тогда бы не освободил его, — подзадорил его капитан, — поскольку, как мне сдается, задаром ты и шагу не ступишь. А кто тебе за этот героизм заплатит? Да и потом, — кольнул его Капитан, — разве ты пошел бы спасать отца, который проклял и отрекся от тебя?

— Я и о том сожалею, — холодно ответил Павел Ледерер, — что у отца иные взгляды, чем у меня. Мне ничего не мешает обезвредить разбойника, что провинился перед законом, даже если бы он был для меня и чем-то большим, чем другом в течение нескольких дней. И на предание злодея в руки закона у меня другие взгляды, чем у отца. В моих глазах это не преступление, а достойный поступок!

Капитан молчал, пронизывая Павла Ледерера пытливым взглядом. Казалось, он видел его насквозь и догадывался о его притворстве.

— Павел Ледерер, — обратился он к нему совершенно другим, искренним тоном. — Не знаю, притворяешься ли ты, да, наверное, напрасно бы я и пытался это прознать. Но скажи откровенно: безразлична ли тебе судьба отца и можешь ли ты допустить, чтобы его приволокли в замок? И будешь ли ты равнодушно смотреть, как его наказывают?

Павел Ледерер продолжал изучать лицо капитана: не притворна ли его доверительность и не стоит ли ему именно сейчас держать ухо востро?

— Вы требуете от меня искренности, господин капитан, — сказал он чуть погодя, — что ж, признаюсь как на духу. В первую же минуту я про себя решил, что освобожу отца из рук гайдуков, даже если бы он считал меня не только предателем, но и самым большим злодеем.

Капитан подал слесарю руку.

— Ты честный человек и не обманул моих ожиданий. Освободи отца, а я помогу тебе. Но я хотел бы попросить тебя об одной любезности.

— Я исполню все, что в моих силах, господин капитан!

— С твоим отцом — девушка, которую ожидает еще худшая судьба. Защити и эту девушку!

— Обещаю!

— Даже тогда, когда скажу тебе ее имя?

— Я спасу ее, как бы ее ни звали!

— Так знай: это сестра разбойника, которого ты предал, Магдула Калинова!

— Магдула Калинова! — У Павла Ледерера вырвался крик радости, словно он набрел на клад. О, если бы он мог сейчас объявиться перед Яном Калиной и сообщить ему, что сестра его жива и он обязательно спасет ее!

Капитана, от которого не ускользнуло, какой радостью засветились глаза Ледерера при звуке девичьего имени, что-то кольнуло в сердце. То был укол ревности.

— Ты ее знаешь? — спросил он взволнованно.

— Нет, не знаю, никогда в жизни не видел ее, но с великой радостью и готовностью помогу ей.

— Хорошо, — уже спокойнее сказал капитан. — Если этой прохиндейке, Эрже Кардош, охота удалась, к вечеру она привезет твоего отца.

И тут же сообщил ему, каким образом можно уберечь старика и девушку.

— Я дам тебе пять пандуров, на которых ты можешь положиться, — они будут молчать как могила. Двое помогут тебе стеречь дорогу из Грушового и Лубины, остальных расставишь на дальних подступах на тот случай, если хитрая Эржа из осторожности повезет свою драгоценную добычу иным путем.

Павел Ледерер был несказанно счастлив. Он увидит отца и спасет Магдулу. И, конечно, он позаботится о ней: отведет в безопасное место и обеспечит всем необходимым.

— Из того сундука вытащи мою форму, — кивнул капитан. — Как стемнеет, один из пандуров возьмет ее с собой, а за Чахтицами, куда он приведет тебе и коня, ты наденешь ее. Я не хочу чтобы кто-нибудь заподозрил, что ты напал на гайдуков и служанок чахтицкой госпожи. Если госпожа призовет меня к ответу за проделки моих пандуров, я уж как-нибудь выкручусь. Нескольких пандуров накажу для видимости, и все дела. А если я впутаю тебя, то ты, возможно, лишишься не только места, но и жизни.

У слесаря росло уважение к пандурскому капитану, он видел, что имеет дело с человеком честным и добросердечным.

— Благодарить меня не за что, — продолжал капитан. — Напротив: премного буду тебе обязан, если передашь Магдуле Калиновой мои слова. Скажи ей, что я сам с радостью освободил бы ее, если б не рана. За меня это сделаешь ты. Передай, что люблю ее и не перестану оберегать.

Как только стало смеркаться, пять пандуров выехали поочередно из замка, один из них — с двумя лошадьми. Вскоре отправился в путь и слесарь. Два пандура, как было условлено, ждали его с конем на опушке леса у дороги, ведшей в Грушовое. Там Павел Ледерер переоделся в форму пандурского капитана.

— Чудеса, да и только, — смеялись пандуры, — поглядите, как ему идет этот мундир!

Прошло несколько часов, прежде чем они услыхали вдали грохот телеги. Они спешились, отвели лошадей в лес и, спрятавшись за деревьями, стали поджидать телегу. Все напряженно всматривались, действительно ли это телега с гайдуками.

Павла Ледерера мучило опасение, смогут ли пандуры, расставленные всего лишь по одному на других дорогах, справиться с двумя гайдуками и с этой чертовой бабищей, но минутой позже он уже облегченно вздохнул. Стало ясно видно, что впереди на телеге сидят два гайдука, а между ними — женщина.

Пандуры, как было условлено, выскочили из укрытия и пронзительно закричали:

— Стойте!

Гайдуки с Эржей в первую минуту подумали было, что дорогу им преградили разбойники, и крепко струхнули. Но тут же успокоились, разглядев в лунном свете пандуров.