Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Секретарь сел, с удивлением глядя на шефа: таким он его видел, пожалуй, впервые. Приветливый, несмотря на неудачи по службе, указал на кресло сразу, без всякой «вы­держки».

— Конечно, Виталий Николаевич,— с готовностью отве­тил он.— Надо. Надо исправлять. Иначе отберут у нас дело.

— Как это отберут? — лицо Коноплянова потемнело, Улыбка исчезла.— Кто может отобрать?

— Со мной говорил Геннадий Максимович...— замялся майор.— Расспрашивал. Говорит, если так дальше пойдет, придется вызывать из Ставрополя Шукаева...

— Что?! — Виталий Николаевич поднял было руку, что­бы, по обыкновению, хлопнуть ладонью по столу, но удержал­ся. Голос его снова стал мягче, когда он, справившись с собой, произнес следующую фразу: — А вы знаете этого Шукаева?

— Мне о нем многое рассказывал капитан Гоголев. Креп­кий мужик, видно.

— Ну, ладно,— махнул рукой Конопляное,— не о нем сейчас... Скажи-ка лучше вот что...— он сделал паузу, сколь­знув изучающим взглядом по лицу майора и снова выдавил из себя ободряющую улыбку — Ты давно знаешь Воробьева? Что он за человек? (Коноплянов «тыкал» всем подряд, необращая внимания, нравится это кому-нибудь или нет).

Секретарь помолчал немного, видимо, недоумевая, зачем начальнику понадобились такие сведения, потом неторопли­во стал говорить:

— Родом он, по-моему, из Ярославля. Отец и дед были потомственными кузнецами, а сам Геннадий Максимович с детства батрачил... Штурмовал Зимний. После революции работал по восстановлению. Кончил Коммунистический уни­верситет имени Свердлова и получил направление в Ставро­польский край. Сначала работал секретарем райкома. Район его стал передовым. Орденом наградили. Оттуда Воробьев к нам и приехал. По направлению. Вторым был первое время.,. Да это вы и сами знаете...

— Да...— задумчиво протянул Коноплянов.— Не приде­решься... не подкопаешься...

Майор покраснел и встал. Он все еще не хотел понимать, зачем Коноплянову понадобилась биография секретаря обко­ма, но, как видно, почувствовал некоторую неловкость.

— Можно мне идти?

— Да. Иди. Позову, если надо будет.

Еще через неделю первый секретарь обкома вызвал к себе Коноплянова. Разговор для последнего был не из приятных. Геннадий Максимович был подчеркнуто вежлив, немногосло­вен, как всегда, но тот, кто хорошо его знал, мог понять, глядя на его спокойное крупное лицо и суховатый взгляд, что на самом-то деле Воробьев весь кипит от возмущения.

Вообще этот человек как будто не имел нервов. Нахо­дясь в добром расположении духа, он был улыбчив и даже смешлив, умел пошутить, быстро располагал к себе людей прямотой и неумением лицемерить, но стоило ему выйти из себя, как он тут же, на глазах, менялся, запираясь на все замки и становясь холодно-официальным, замороженным с головы до ног и убийственно вежливым И, самое интересное, что люди согласны были скорее выслушать любую брань, грубости или получить взыскание, чем «корчиться» перед столом Воробьева, когда он пребывал в таком состоянии. Коноплянов вкусил «меда сего» полною мерой.

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста,— сухо сказал Воробьев, встав при появлении Виталия Николаевича.

Такое начало не предвещало ничего хорошего Конопля-нов отметил про себя, что секретарь не подал ему руки.

Геннадий Максимович тоже сел. Молча некоторое вре­мя смотрел на Коноплянова в упор, будто изучая его, нако­нец, заговорил, медленно, тщательно взвешивая каждое сло­во:

— Вам, надеюсь, известно, товарищ майор, что област­ной комитет партии недоволен и... мягко говоря, удивлен вашими действиями?

— Да. Мне это известно,— кисло улыбнулся Виталий Николаевич.

— Вы не только затянули расследование, но, в извест­ной мере, тормозили его, уж не знаю, по каким причинам. Больше мы не имеем права ждать и ограничиваться общими требованиями и указаниями. Преступники разгуливают на свободе, среди сотрудников вверенного вам управления — брожение и развал, хорошие, испытанные работники бегут Я имею в виду Бондаренко. Мы с вами неоднократно беседо­вали на эту тему, разговор был даже вынесен на бюро обко­ма, но... выводов вы, как видно, не сделали...

— Я... знаете ли, Геннадий Максимович...

— Хотел бы понять,— все так же спокойно, но твердо перебил его Воробьев, показывая, что оправданий выслуши­вать не намерен,— хотел бы понять. Но сейчас мы не будем говорить о ваших методах работы и ошибках, это мы сдела­ем позднее... Пока что я вызвал вас для того, чтобы поста­вить в известность: дело по ограблению кассира и охранни­ка Шахарской фабрики передано товарищу из краевого уп­равления НКВД. Вчера я имел беседу с генералом: он охот­но пошел на это, чтобы помочь нам. Завтра прибудет майор милиции Шукаев Жунид Халидович. Слышали о таком?

— Да,— выдавил из себя Коноплянов, глядя в пол и заливаясь краской. Все в нем восставало против унижения, Которому он сейчас подвергался, но он прекрасно понимал, что не может, не должен дать выход обуревавшему его мсти­тельно-враждебному чувству, ибо ничего хорошего это не принесет.

— Ну, вот. Не сегодня — завтра Шукаев прибудет. Я знаю,— Воробьев развел руками,— что это может выглядеть несправедливо по отношению к таким опытным и заслужен­ным людям, как Гоголев и Леонтьев..., но... что же подела­ешь: время не терпит, а с заместителями вашими все уже согласовано. Думаем, они поймут нас правильно. К тому же Шукаев имеет обоснованное подозрение, что дело Барсукова и Кумратова и некоторые другие преступления последнего времени как-то между собой связаны... Кое-какие данные у него уже есть, и теперь все нити, так сказать, будут в одних руках.

Вошел секретарь.

— Геннадий Максимович, уже десять. Вы просили подать машину.

— Спасибо. Сейчас.

— Мне можно идти? — вставая, спросил Коноплянов.

— Да. И вот что, Виталий Николаевич...— Воробьев ска­зал последнюю фразу уже другим тоном, не подчеркнуто-офи­циальным, как минуту назад, а по обыкновению просто и до­верительно.— Поразмыслите на досуге обо всем, что было... о себе, об отношении к людям. Вы же -старый, заслуженный коммунист... поразмыслите. Ладно?

— Ладно,— обезоруженный этим, попытался улыбнуть­ся Коноплянов.— Я подумаю.

Странная привычка. Из истории знакомства Шукаева с Воробьевым. Давняя трагедия. Разговор с Денгизовым. Галину Васюкову «берут на заметку». «Рисование». Золотых дел мастер тоже отбыл в Дагестан.

Ставрополь, старый русский город на Северном Кавказе, расположился на возвышенности, изрезанной оврагами и родниковыми балками, что в известной мере определило и его облик. Улицы, лежащие на разном уровне; неширокие пеше­ходные мостики через балочки, по дну которых текут в дожд­ливое время мутные потоки; разновысокие фундаменты зданий, построенных на неровных покатых местах. Растительности сравнительно немного — иссушают ее, покрывая степной бе­лесой пылью, астраханские ветры, приносящие немало хлопот земледельцам.