Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Убийство, как видно, должен был совершить Буеверов,— ободренный похвалой, продолжал Арсен.— Может быть, это входило в расчеты Омара Садыка, который хотел его проверить, как вы сами сказали, Жунид Халидович...

— Арсен, ты не заметил, что перебил меня? — спросил Дараев.

— Простите, Вадим Акимович!

— Ладно,— милостиво согласился тот.— Я понимаю... Так вот За мостом они преспокойно остановили подводу, не вызвав особых подозрений у кассира и охранника, которые знали и Рахмана, и, очевидно, Буеверова, который довольно давно работает в шашлычной, а затем, оглушив обоих, при­стрелили в упор из ружья.

— Почему на теле убитых не было ожогов?

— Старый трюк,— махнул рукой Вадим.— Берется тряп­ка или пучок туго скрученной веревки или, наконец, смятая шапка и через такой заслон производится выстрел. Ожогов нет, пороховой гари — тоже.

— Дальше!

— Подводу, видимо, спрятали в чаще недалеко от доро­ги, а трупы стащили вниз по насыпи. После дождей следов, разумеется, не осталось. Кумратова бросили в раствор — одна из металлических бадей на месте ремонта моста была почти полной,— а Барсукова оттащили метров за сто пятьдесят и швырнули в реку. Затем — на подводу и... мимо пасеки пря­мым сообщением — в Шахар. Ну, как?

— Не подкопаешься,— довольный, сказал Шукаев.— Пожалуй, ничего я не смогу добавить, кроме одного.

— Чего же?

— Если убийство было предусмотрено заранее, если у них был такой тщательно продуманный план, почему Буеверов в качестве пыжа использовал страницу, вырванную из учебника? Ведь это говорит о поспешности?

Вадим Акимович пожал плечами.

— Не много ли ты от меня ждешь? Разве я могу знать, почему Буеверов торопился? И у меня есть встречный вопрос: зачем ему понадобилось убивать Кумратова из ружья самого Кумратова?.. Одалживать для этого ружье у еще живой жерт­вы? — и рискованно и как-то уж больно извращенно.

— Об извращенности забудь, Вадим, когда говоришь о таких типах, как Буеверов, Гумжачев или Одноухий Тау Забудь. Подонки подонками и останутся.

— И еще...

— Ну?

— Зачем у Буеверова в сарае устроена эта дыра для подслушивания?

— Сам расскажет Насколько я его помню, он молчать не будет. Все, что сможет, станет валить на своих сообщни­ков и выгораживать себя.

— Тогда у меня все.

— Слава Богу. Ну, что ж? Пятерка, Вадим. И нечего на меня дуться, что я помалкиваю до поры о своих версиях и догадках. Ты не хуже моего умеешь думать.

В самолете. Останки фибрового чемодана Секрет древней башни Не ошибается тот, кто ничего не делаem. На Буеверова обрушивается лавина улик. Радиограм­ма. Паша-Гирей Акбашев верен себе. Сугуров берет ре­ванш. «Надо уметь проигрывать...»

В Новороссийск они летели в военном транспортном са­молете. Шукаеву пришлось через Махачкалинское управле­ние НКВД связаться с командованием Северо-Кавказского военного округа, преодолеть кучу всяких сложностей и фор­мальностей, прежде чем им разрешили лететь на военной машине, которая должна была доставить в Новороссийск брезентовые палатки и оборудование для летнего лагеря сто­явшей в столице Дагестана десантной части. Сами десантни­ки отправлялись в район морских учений эшелоном.

Жунид полулежал на груде брезента, пребывая в том неопределенном, почти сомнамбулическом состоянии между сном и бодрствованием, которое возникает у людей, не ло­жившихся несколько суток кряду.

Собственная голова казалась ему сейчас чужой, странно отяжелевшей; он ощущал ее тяжесть как бы со стороны и, пытаясь избавиться от неприятного чувства раздвоенности, время от времени встряхивал ею, открывая глаза и обводя взглядом клепаные дюралевые листы внутренней обшивки фюзеляжа, своих спутников, спавших вповалку, где попало на брезенте, на т>гих ватных гимнастических матах, свален­ных в кучу возле переборки, просто на фанерных ящиках с каким-то грузом. Он с радостью последовал бы их примеру и вздремнул хоть полчаса до приземления в Новороссийске, заснул бы, невзирая на крутые виражи, которые «заклады­вал» пилот, летя над горами, и воздушные ямы, в которые изредка проваливался самолет

Но он не мог спать.

В мозгу плясали суетливые сигнальные огоньки, то уга­сая, то вновь вспыхивая с новой силой и освещая в запасни­ках памяти недавние картины, лица и разговоры, в которых ни у кого из них не было недостатка за последние дни.

... Оставив шахтановскую «эмку» в конторе совхоза, рас­положенного в урочище Халкол, они, с разрешения директо­ра, подняв его с постели, взяли лошадей, проводника и вер­хами (уже начинался рассвет) отправились к башне.

В том месте, где от реки вверх поднималась тропинка, вьющаяся узеньким серпантином по скале, местами заросшая травой, Абдул Маремкулов нашел изодранный об острые камни, неузнаваемо изувеченный фибровый чемодан. Крыш­ка валялась метрах в пятидесяти, тоже изуродованная.

Жунид, осмотрев находку, задрал голову вверх. Там, под облаками, на уступе скалы, сливаясь с ней своей каменной кладкой, торчала башня.

— Высоко, черт возьми,— сказал Шукаев.— Оттуда он и сбросил чемоданчик. Спрячьте вон за тот валун. На обрат­ном пути заберем. В этом чемодане, братцы, и лежали четы­реста шестьдесят тысяч рублей, похищенные у Барсукова...

До башни добирались минут сорок. Лошади были в мыле, когда они, наконец, поднялись.

Когда они вошли внутрь, достаточно было одного взгля­да, чтобы убедиться: цыганка не лгала. Труп Феофана лежал возле очага, наполовину залитого остывшим бараньим буль­оном из котла, который барон опрокинул при падении.

Только стилета Омара Садыка не было. Под лестницей они ковырялись довольно долго, пока нашли каменный рычаг, с помощью которого отодвигалась хорошо замаскированная дверь, если скальную плиту можно назвать дверью. Шукаев, знавший немного об устройстве старинных горских стороже­вых башен, сразу обратил внимание на одну деталь в сбив­чивом рассказе цыганки. Омар Садык появился среди своих сообщников внезапно, возникнув, как привидение, из тьмы под лестницей. Рита в этот момент стояла под дверью, по обык­новению собираясь подслушивать, и смотрела в щель между дубовым косяком и стеной башни. Значит, именно там должен был быть или потайной выход, или подземный ход.

Открывшееся перед ними темное отверстие в стене ока­залось лазом в подземный ход.

Выкопан и пробит в скале он был, видимо, в те же не­запамятные времена, когда построена башня: своды кое-где обрушились, и пробираться вперед в местах завалов можно было только ползком.

В галерее подземного хода они ничего не нашли, кроме пачки десятирублевок, оклеенной полосатой бумагой крест-накрест как это делается в госбанках и сберкассах.