Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Точно,— хлопнул себя по лбу Шукаев.— Сейчас рас­спросим о нем Талиба.

Старик, как и в прошлый раз, помедлил, потом улыбнулся и сказал по-адыгейски:

— Можешь верить, начальник. Теперь только правду скажу. За день до того, как Трам ушел в другой мир, к мое­му шалашу на бахче вечером подъехали верхами трое. По­просили арбузов. Я дал. Один из них был Газиз Дзыбов из Насипхабля. Остальных не знаю.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил Дараев. Жунид перевел.

— Спроси его, сможет ли он опознать тех двух...

— Нэт,— покачал головой Бичоев.— Темно был.

Жунид записал и эти показания, снова предложив ста­рику расписаться. Для этой несложной процедуры пришлось опять возвратиться в домик. Талиб торжественно уселся за стол и долго священнодействовал, выводя свою фамилию.

Когда, наконец, с формальностями было покончено, Жу­нид предложил всем выйти на выгон.

Панорамную съемку он решил сделать с высокого дере­ва, росшего отдельно от остальных. Взобрался на него до­вольно легко и быстро, вызвав немалое удивление табунщи­ков и старика. Засняв несколько кадров, спустился и сфотог­рафировал отдельно конеферму, бригадный домик и пенек, на котором сидел в ночь ограбления Трам Лоов.

— Покажите стойла карабаира и Зухры...

— Денник для жеребят пока пустует,— сказал Аюб.— Стойло племенной кобылы отведено другой, жеребой. А для чего вам это?

— Может, сохранились следы,— ответил Жунид.

С полчаса он и Дараев елозили на коленках, рассматри­вая следы копыт в конюшне. Однако среди множества отпе­чатков копыт не оказалось ни одного, хотя бы отдаленно напоминающего по форме башмак.

— Растоптано все,— с досадой сказал Шукаев.— Вернемся в домик.

По дороге он постоял возле рокового пенька, обошел его кругом, измерил расстояние от него до конюшни и домика.

— Следы Зухры я среди любых узнал бы,— сказал, ни к кому не обращаясь, Якуб Сиюхов, наблюдая за манипуля­циями Жунида.— Я ведь здесь работал раньше.

— Вот и хорошо,— таким тоном, будто он в этом и не сомневался, бросил Жунид на ходу.— Поэтому вы и поедете с нами, покажете, где овраг, где следы...

— Нет, начальник,— раздраженно возразил Сиюхов.— Не мary бросить работу без разрешения председателя. Сейчас картофель убираем, кукурузу убираем, свеклу убираем. Я охраняю, я — объездчик. Кто за меня будет?

— Я беру ответственность на себя,— будто не замечая досады бывшего табунщика, сказал Шукаев.— Аюб, сообщите в правление колхоза, что товарищ Сиюхов задержится. А вам, Талиб, хорошо бы поехать с нами... Если вы не устали...

— Устал — не устал, помочь надо,— с достоинством от­вечал старик, поглаживая бороду.— И пусть удача скачет за тобой, как быстрый конь!

— Спасибо, отец!

— Слушай,— тихо сказал Дараев Жуниду,— для меня — открытие, что здесь почти все говорят по-русски. Даже этот старик пытается...

— Адыгейская деревня — уже не та, что прежде,— ска­зал Жунид.— Ну что ж, седлайте коня, Сиюхов.

— Оседлан,— недовольно ответил тот и пошел к коно­вязи.

— До свиданья, товарищи,— занося ногу в стремя, обер­нулся Шукаев к табунщикам.

— Да будет тебе удача в пути! — ответил за всех Аюб, кланяясь отъезжавшим.

Черный лес встретил их сырой застоявшейся прохладой. Огромные замшелые чинары, сплетаясь наверху ветвями, закрывали небо, и рассеянный дневной свет, пробиваясь сквозь густую листву, наполнял все вокруг сероватыми су­мерками.

Лес был старый, заваленный сучьями, отгнившей корой деревьев и буреломом. Черным его назвали давно. И не по­тому, что под его сенью всегда стоит хмурая тьма,— просто с незапамятных времен лес пользовался дурной славой. Ког­да-то здесь находили приют абреки, скрываясь от царских стражников. Позже сюда стали угонять чужие табуны коно­крады. На опушках Черного леса разбивали шатры цыгане.

Да и теперь еще жители аула Чохрак, раскинувшегося за ближним холмом, слышали иногда в старом лесу конское ржание, треск валежника под копытами лошадей и... стрельбу. Черный лес не хотел расставаться со своим темным про­шлым.

Ехали молча. Жунид отпустил поводья, предоставив сво­ему каурому самому выбирать дорогу среди поваленных ство­лов, кочек и пней.

«Мрачное место»,— подумал он и усмехнулся. Человеку свойственно наделять ни в чем не повинную природу свои­ми собственными настроениями. Освети сейчас влажную, мохнатую чащу солнцем, появись он сам здесь не для поис­ков убийц и грабителей, а с какой-либо другой, более мир­ной целью, и Черный лес выглядел бы иначе...

— Сиюхов,— вполголоса окликнул Шукаев ехавшего впереди проводника.— Что вам известно о Дзыбове?

— Злой он,— неохотно ответил неразговорчивый Якуб,— и хитрый. Чуть что — берегись... Тюрьма по нем плачет... Одна мать у него. Отец у белых служил. Застрелили партизаны в двадцатом году. Газиз, кажется, учился где-то в Екатеринограде, не то в реальном училище, не то в гимназии. Они богатые были.

— Сколько лет ему?

— За тридцать.

— Приметы?

— Красивый. Высокий. По-русски чисто говорит.

— Живет он где?

— В ауле Насипхабль.

— Друзья у него есть? — вмешался Вадим, придерживая свою лошадь, напуганную вспорхнувшей из-под ее ног птицей.

— И верно ли, что накануне налета на конеферму Дзыбов был в Чохраке? — добавил Жунид.

Сиюхов помолчал, потом ответил, не оборачиваясь:

— Одного только знаю. Мустафу Зизарахова. С ним Га­зиз дружит. И еще есть у него кто-то. Но с тем я не зна­ком... А был тогда Дзыбов в Чохраке или нет — не мне су­дить. Правда или неправда — сами уж проверьте.

— Придет время — проверим. Расскажите о Мустафе Зизарахове подробнее.

— Единственный сын он... знатного чабана Салиха. По­зорит отца. Шляется по аулам неизвестно зачем. Бездельник. Такой же, как Газиз.

Объездчик остановился у края оврага.

— Отсюда начинаются следы,— сказал он.— Внизу — неглубокая балка. А здесь, видите,— сухо. По-моему, ливень стороной прошел. Следы не смыты...

— Пожалуй, вы правы,— согласился Жунид, нагнувшись с седла и осматривая почву. Потом спрыгнул на землю и объявил: — Привал, братцы! И начнем...

Все спещились. Ослабили подпруги лошадям.

Кривой изгиб балки густо обступили черные стволы граба, или, как его называют на Кавказе, бучины. Овраг, заросший орешником и кустами шиповника, терялся вдалеке, у самой поймы реки Чохрак.

Расставив людей цепочкой и дав им несколько наставле­ний, Жунид сделал знак идти вперед. Коней вел сзади на поводу Талиб. На лице его было написано сознание важнос­ти всего происходящего.

Неясные вмятины от лошадиных копыт вели вниз, в балку

Первое, на что обратил внимание Шукаев, была случай­ная береза, невесть каким образом выросшая здесь, в гущи­не грабового леса. Примерно в полуметре от комля свисала наполовину ободранная кора. Скорее всего — осью двуколки. Подошедший Дараев, осматривая дерево, заметил сбоку от него едва различимые на земле следы колес. Колея от метал­лических шин брички то проступала явственнее на пожухлой низкорослой траве, то исчезала совсем. Жунид подосадовал, что из-за полумрака, царившего вокруг, следы не удается сфотографировать, и они двинулись дальше.