Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

За лето Ника выросла и окрепла. Она продолжала ходить в детский сад, но стала ужасно задирать нос перед другими детьми. Приближалось первое сентября. Оказалось, что она единственная из всей группы в этом году идет в школу. А еще у Ники выпал передний зуб, и она стала очень смешная со своей щербинкой.

В конце августа на электростанцию пришла учительница, принесла для Ники новенькие учебники. Ника бережно приняла из ее рук книжки, широко открыла глаза и восторженно прошептала:

— И это все мне!?

В тот же день села и прочитала «Букварь» и «Родную речь» от корки до корки.

Вскоре Ника забастовала и отказалась ходить в детский сад.

— Там одни малыши, мама, мне там не интересно. Ну, можно я теперь буду дома. Ну, пожалуйста.

Наталья Александровна подумала и согласилась. Работы на плантации было немного. Лимоны дружно росли, и почти не требовали ухода, Сергей Николаевич справлялся сам.

Ника вырвалась на волю и стала надолго убегать из дому. Подружилась со старшими детьми, те увлекали ее в путешествия по окрестностям маленького поселка. Наталья Александровна не волновалась. Далеко уйти Ника все равно не могла, ей только запретили бегать без взрослых на море.

Чаще всего дети ходили в поход на «дачу Кузнецова». Собственно дачи, как таковой, уже давно не было. После войны и бомбежки неподалеку от берега остался лишь фундамент и две стены двухэтажного особняка, сложенные из толстых плит розового ракушечника.

Ника понятия не имела, кто такой Кузнецов, и удивлялась, как это один человек мог жить в таком громадном доме.

Возле руин в густой траве лежали разбросанные глыбы. Рассматривать их, и пытаться выковырять хоть одну из множества спрессованных ракушек, было очень интересно. Только это была пустая затея. В лучшем случае удавалось отбить небольшой кусочек.

Место было заброшенное, глухое. Дети играли в прятки среди камней, бегали и кричали до изнеможения. И еще рвали цветы.

Цветы остались от прошлых лет. Одичали и разрослись на воле пышными куртинами.

Осенью сюда приходили и взрослые, нарезать некрупных выродившихся георгин. А сейчас, в августе, цвел львиный зев. Цветов было великое множество, желтых, белых с оранжевыми язычками и пунцово-красных.

Дети набирали охапки львиного зева, и счастливые шли по домам. Девочки, конечно. Мальчишки снисходительно помогали рвать цветы, но тащить букеты отказывались.

В поселок возвращались одной шумной стайкой. Все загорелые с облупленными носами и выцветшими за лето майками и сарафанами.

Вслед им ласково плескалось пустынное, ослепительной синевы море. Дети не оглядывались. Они привыкли к нему, и не знали, что такую насыщенную, глубокую синь, сравнимую с насыщенностью и глубиной редкого драгоценного камня, можно увидеть только в детстве.

Может быть, именно поэтому Нике иногда становилось грустно на берегу. На пляже она любила, отдалившись от мамы и отца на некоторое расстояние, сидеть одиноко на камне и смотреть в засасывающую, неизмеримую даль.

Сидела смирно, серьезная, только губы ее слегка шевелились, и тогда Наталья Александровна тихонько говорила мужу:

— Смотри, наша дочь снова поет гимн солнцу.

Ах, не знала мама, что не поет ее любимая дочь возвышенных гимнов, с уст ее срываются все те же глупые строчки модного романса про красавицу и капитана. Но душа грустит о чем-то ином, возвышенном, чего-то ждет, и не может понять этой грусти, этого ожидания.

Первого сентября, с новеньким, купленным перед отъездом из Парижа портфелем, Ника отправилась в школу. Школа была не совсем обычная, но Нике она страшно понравилась. А Наталья Александровна с каждым днем удивлялась все больше и больше. Дочь приносила домой совершенно невероятные рассказы о происходящем в классе.

Родители переглядывались, пожимали плечами. Они никак не могли понять, по какой программе обучают их первоклашку. С одной стороны, Ника училась писать палочки и крючочки, с другой стороны, шпарила почти наизусть такое, чего в первом классе никак проходить не могут.

Все разъяснилось после первого родительского собрания. Оказалось, что вместе с малышами одновременно обучаются дети второго, третьего и четвертого класса общим числом двадцать пять человек. Вся поселковая начальная школа размещалась в одном помещении с одной учительницей.

Ника бросала скучные палочки и крючочки, и тянула руку, чтобы пересказать «Серую шейку», прочитанную украдкой у соседки по парте.

С этой девочкой Ника подружилась, и они стали ходить друг к другу в гости. Несмотря на разницу в возрасте, Ника задавала тон, а Женечка подчинялась. Она была мала ростом и казалась сверстницей Ники.

Сентябрь заканчивался, в тетради появилась первая клякса. Началось сражение с ручкой и чернильницей. Поначалу было нелегко привыкать к перу, но очень скоро все наладилось и пошло гладко.

Стала налаживаться жизнь и у взрослых. Наталья Александровна получила в Алуште заказ на зимние детские капоры, а в совхозе подвели под крышу долгожданную баню. Директор торопил штукатуров, чтобы до холодов начать и закончить малярные работы. Каким образом он будет совмещать их с цитрусами, Сергей Николаевич не знал, но его никто ни о чем не спрашивал.

Человек в белой рубашке, черной паре, с потрепанным школьным портфелем появился в совхозе двадцать четвертого сентября. У человека было круглое, моложавое лицо, строгие глаза и полные, хорошего очертания губы.

Он приехал в серой легковой машине, оставил шофера ждать и вошел в правление совхоза.

На него мало кто обратил внимание, хотя находился он в кабинете директора довольно долго. О чем они говорили, для всего остального правления некоторое время оставалось неизвестным. Секретарша Тася слышала только просительный голос Петра Ивановича и веселый, как ей показалось, чужой басок. Она вспомнила, что человек этот однажды, в середине лета, уже приезжал в совхоз. Тогда он затребовал все личные дела, долго проверял их, а потом уехал.

За дверью директорского кабинета наступила недолгая тишина, затем послышался звук отодвигаемого стула.

Петр Иванович появился на пороге и попросил Тасю найти и позвать Уланова. Тася стала собирать бумажки, разбросанные на столе. Из приоткрытой двери теперь до нее доносились отдельные слова, и даже фразы.

— Это несправедливо, — говорил директор, — у людей только-только вошла в колею жизнь, да и я заинтересован в хороших работниках. Прекрасный маляр, не пьет, человек вполне культурный. В данный момент выращивает лимоны…

Тася насторожилась и почувствовала, что разговор этот сулит Сергею Николаевичу большие неприятности.

— Я полностью с вами согласен, — отозвался настырный басок, — но есть постановление, и, как бы вы не хвалили своего работника, приказ надо выполнять. Вы меня понимаете, и, как я осмеливаюсь предположить, понимаете правильно.