Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

— Ума не приложу, — сидел, сгорбившись, Сергей Николаевич, — куда ехать?

Павел Александрович не знал, что ему ответить. Сам он всю жизнь, не считая четырех лет войны, провел в Крыму.

На другой день Сергей Николаевич отправился в правление оформлять расчет. Он сошел вниз по знакомой тропинке, пересек площадь с магазином, спустился по каменной лестнице. Но это был уже не его мир. Беспомощное отчаяние впервые за два года в России охватило его. Нет, он не жалел, что они уехали из Брянска, он не думал сейчас о Брянске. Его тревожил предстоящий переезд в неизвестность. Они с женой даже не успели присмотреть по карте хоть какой-нибудь город. Что их ждет, и, самое главное, будет ли у них когда-нибудь свой дом?

Он пришел в правление, где ему пришлось писать заявление об увольнении «по собственному желанию». Так посоветовал Петр Иванович.

Он многозначительно глянул в самые зрачки Сергея Николаевича, помолчал и утвердительно кивнул. Сергей Николаевич хмыкнул, повел головой, но написал, как требовалось. Не мог же он брякнуть в официальном заявлении: «По причине административной высылки из Крыма». Зачем было делать себе лишние неприятности, оставлять такую запись и в собственной трудовой книжке, и в архиве совхоза.

Петр Иванович был откровенно расстроен.

— Знаешь, что, Сергей Николаевич, — он подписал заявление и аккуратно положил ручку с ученическим пером на подставку чернильного прибора, — раз такое дело, я тебе посоветую. Езжай-ка, ты брат, в Лисичанск.

— Где это? — устало спросил Сергей Николаевич.

— Это недалеко, на Донбассе. Я там до войны жил. Городишко спокойный, речка есть. Хорошая речка, Северный Донец. А работу ты там всегда найдешь.

Сергей Николаевич равнодушно пожал плечами. Лисичанск, так Лисичанск. Ему было совершенно безразлично.

В отделе кадров все произошло быстро, лишь Тася смотрела на Сергея Николаевича большими жалостными глазами, да главный бухгалтер, Василий Аркадьевич, бормотал под нос: «Безобразие! Подумать только, какое безобразие!» Но его никто не слышал.

За окончательным расчетом и отпускными Сергей Николаевич должен был придти на другой день, а пока он наспех простился со всеми и понес полученный от директора совет, ехать в неведомый Лисичанск, наверх, на электростанцию, домой.

Дома было тихо. Ника еще не вернулась из школы, Наталья Александровна стояла над примусом, ждала, когда закипит вода, чтобы забросить в нее макароны. Сергей Николаевич подошел сзади, обнял жену за плечи.

— Вот и все, мама, кончился наш крымский пикник. Не гадали, не ждали такого поворота событий. И, ты посмотри, как вовремя смылись отсюда Сонечка и Панкрат. Будто чувствовали.

Наталья Александровна забросила макароны, помешала, сказала шепотом: «Пускай варятся». Не сговариваясь, они оба вошли в комнату, сели на край кровати. Оба согнулись и сидели рядышком, молча, уставив глаза в пол. Потом Сергей Николаевич стал рассказывать, как он получал расчет.

Наталья Александровна не стала плакать. Хотелось всплакнуть, так и подмывало уткнуться в подушку и задать реву. Но она не стала. Она даже забыла о своем обещании умереть, если море и горы у нее отнимутся. Куда там умирать, надо жить дальше ради семьи, ради Ники. Но уезжать не хочется, Боже мой, как не хочется навсегда терять Крым.

— Куда же мы поедем? — погасшим голосом спросила она.

— Петр Иванович посоветовал ехать в Лисичанск. Говорит, там легко найти работу.

— Где это?

— Где-то на Донбассе. Сейчас посмотрим. Найди карту.

Наталья Александровна встала с места, опустилась на колени и с трудом выдвинула из-под кровати большой чемодан с книгами. Откинула крышку, сняла сверху несколько томов, и обнаружила под ними сложенную в несколько раз многострадальную карту Советского Союза.

Они расстелили ее на полу, встали рядом на коленки и стали искать Лисичанск. Как раз в этот момент вернулась из школы Ника.

— А? Что? — просунула она голову между маминым плечом и папиной вытянутой рукой, — мы опять куда-то едем?

— Едем, — со вздохом сказала Наталья Александровна.

Она поднялась с колен и ушла сливать макароны. Нике было велено переодеться и вымыть руки.

Но Ника не сдвинулась с места. Она вдруг почувствовала напряженное молчание отца, встревожилась и стала смотреть на точку на карте, где находился его палец.

— Ли-си-чанск, — прочитала она. — Мы сюда поедем, да, папа? Разве нам здесь плохо? А когда поедем?

Сергей Николаевич, не глядя, обнял Нику за плечи.

— Скоро.

Ника вдруг нахмурилась.

— Папа, скажи, если мы уедем, как же с Дымком? Он тоже поедет с нами?

Об этом Сергей Николаевич до сих пор не подумал. Ему стало неловко. Он поднялся, придвинул табуретку, сел и усадил дочь на колени.

— Ника, ты должна понять, с собакой в поезд нас не пустят. Значит, Дымок останется здесь.

— Один! — всплеснула руками Ника, и глаза ее приготовились брызнуть слезами, — он же умрет с голоду?

— Ну, зачем так сразу — умрет. Пойдем, попробуем поговорить с Алешей.

Но выйти из комнаты они не успели. Насмерть перепуганная, к ним прибежала Верочка. Волосы ее, как всегда, растрепались, на тонкой пряди свисала заколка.

— Ой, Сергей Николаевич, идите до нас скорей!

— Что случилось? — Сергей Николаевич и Ника не на шутку перепугались.

— Идите скорей, он к Петру Ивановичу собрался!

— Кто?

— Да Алеша!

— Зачем, к Петру Ивановичу?

— Так чтобы вас не отсылали!

Алеша и Верочка от Натальи Александровны узнали о высылке и ужасно расстроились. Верочка даже всплакнула на груди соседки, но быстренько вытерла слезы, когда Алеша стал громко возмущаться несправедливостью.

Сергей Николаевич, спустил с колен Нику и быстрым шагом отправился усмирять Алешу. Ника встрепенулась и побежала следом.

Алеша метался по комнате в поисках чистой рубашки. У него и в мыслях не было, что Верочка в последнюю минуту, перед тем, как бежать к Улановым, забросила ее на шифоньер. Оставшийся в одних армейских галифе и в майке, Алеша вынимал из шкафа и сбрасывал на кровать вещи.

— Стоп! — остановил его прыть Сергей Николаевич, — куда это вы, Алеша, собрались?

— Туда, — обернул к нему решительное лицо Алеша, — в правление. Я им все выскажу!

Сергей Николаевич принял у Алеши очередную вещь, отложил в сторону и усадил его на кровать. Сам сел на табуретку напротив.

— Ну, Алеша, перестаньте дурить. Никуда идти не надо. Петр Иванович расстроен не меньше вашего. Сделать он ничего не может. Я вам скажу: вчера Павел Александрович ездил к начальству в Алушту.

— В Алушту? — недоверчиво покосился Алеша и прибрал со лба густой чуб, — и что?

— А ничего. Ничего у него не вышло. Только лишнюю нахлобучку получил, и все.