Вероника Тутенко - Дар кариатид

Через день Курт и Ирма привозили на телеге из Лангомарка обрат для ягнят и узников. Людям полагалось по поллитра.

Жили Курт и Ирма в длинном бараке крытом черепицей на окраине поселка, населённом бедными немцами.

Напротив каждой двери через дорогу стояли большие пяти- восьмиведерные котлы с деревянными крышками. Осенью в них варили густую темно-желтую патоку.

В самом конце барака, ближе к лесу, к нему примыкала двухэтажная небольшая пристройка. Там поселили пленных, которых пригнали в Берхерберг первыми.

— Что-то не идёт за нами мальчишка, — тяжело спустилась с нар Анастасия. — Никак выходной?

— Значит, не надо в лес? — обрадовалась Надя, что родители и сташие братья будут с ней весь день.

Иван с дядей Федором даже поспорили, какой наступил день недели.

Дядя Федор говорил: суббота. По подсчетам Ивана выходило воскресенье.

Как не пытались тот и другой включить в свой спор кого-нибудь ещё, ничего из этого не вышло. Остальные давно потеряли счет дням недели и числам месяца.

Наконец порешили на том, что спросят у Кристофа.

— Если только Зеленое Перо работает в воскресенье, — не без ехидства добавил Иван. Так он окрестил помощника Шрайбера за его извечную шляпу.

— Как при царе Горохе, — усмехался Иван. Головной убор Кристофа смешил его не меньше, чем Илюшку передний зуб мастера.

Кристоф приехал, и довольно скоро. Но Иван напрасно сник. Когда дядя Федор несколько раз показал на пальцах цифру «семь», он понял, наконец, что речь идет о днях недели, и ответил:

— Sonntag (Воскресенье).

— Мы пойдем будем работать в воскресенье? — удивился Иван.

По вопросительной интонации Кристоф догадался, что узник интересуется, имеют ли они право на отдых в выходной день.

— Nein, — строго ответил мальчик, — wir gehen nach Langomark zur Polizei.

(Нет. Мы пойдем в Лангомарк, в полицейский участок).

Дядя Федор попытался было выяснить, зачем, но Кристоф ничего не ответил, давая своим видом понять, что вопросы ему надоели, и что скоро все станет известно итак.

Зеленое перо переливалось на солнце и покачивалось от легкого ветра и от того, как он нетерпеливо поводил головой.

— Schneller! (Быстрее!) — прикрикнул мальчик. Ждать узников не входило в его воскресные планы.

Сарайчик опустел, и Дуглас, высунув язык, принялся радостно обгонять велосипед. Быстрый бег после сытого завтрака, лесная дорожка, много не слишком яркого солнца — что нужно еще для собачьего счастья?

В воскресный день лес казался куда приветливее и даже как будто светлее. Деревянные беседки приглашали присесть отдохнуть. Но не для узников прохладный уют с узорчатыми стенами. Надо спешить за Кристофом в «Polizei».

Дорога пролегала мимо чёрного замка, который вызвал у Нины странное чувство. Ей показалось, что когда-то она в нем была, а может быть, только будет.

С удивлением смотрел на замок и Илья.

— Интересно, как они убирают такой огромный дом?

— Да разве они сами убирают? Узники, такие, как мы, и убирают, — ответил Володя на вопрос брата.

— А как же раньше? Когда не было узников… — продолжал допытываться Илюшка.

— Ну… не знаю… — вопрос младшего брата поставил старшего в тупик. — Наверное, были другие узники. У хозяев замков всегда есть кому их убирать. Во всяком случае, не сами они их убирают — это точно.

Кристоф строго обернулся на братьев. Разговор на незнакомом языке его нервировал. Тем более, что говорили русские, явно, о баоре и его замке.

— Sprecht nicht, — сдвинул брови немецкий мальчик и добавил привычной скороговоркой. — Schneller, schneller! (Не разговаривать! Быстрее, быстрее.)

Анастасия отставала. Приступы чахотки поминутно сотрясали ее. Но гневные окрики Кристофа заставляли и её не терять велосипед из виду.

В полицейском участке, располагавшемся в небольшом неприметном здании, узникам выдали нашивки на грудь с надписью «ОСТ» — знак принадлежности к «восточному блоку».

На обратной дороге в Берхерберг на Лангомарк снизошел дождь, теплый, проливной, с солнечными проблесками, как смех сквозь слёзы счастья. Кристоф нахмурился и поспешал нырнуть под крышу ближайшего вставшего на пути здания. Им оказался единственный в поселке магазин. Кристоф оставил велосипед у стены. Он разрешил последовать за собой и узниками, но они были рады ливню, как празднику. Ни о какой бане в Берхерверге не приходилось и мечтать, и вода с неба была настоящим подарком. Теплые струи смывали грязь, усталость, страх.

Кристоф удивленно наблюдал из окна, как зрелые мужчины с детским восторгом подставляют дождю бородатые лица, а мальчик и девочка прыгают от радости, набирают полные горсти дождя и плещут ими себе в лицо и друг в друга. Даже больная женщина и та блаженно улыбается, подняв лицо к небу.

Помощнику лесника вдруг захотелось выбежать из магазина, громко хлопнув дверью, захохотать просто так, без причины и также подставить лицо и ладони дождю и прыгать, и плескаться. Но Кристоф только прижался лицом к стеклу, смешно расплющив нос, и казался с улицы похожим на раздосадованного чем-то поросеночка.

…Ливень кончился также внезапно, как начался. Кристоф отпрыгнул от окна, выбежал на улицу, оседлал велосипед и, снова приняв строгий вид, приказал следовать за ним.

Посмотреть, как работают узники, Шрайбер приехал где-то через неделю после того, как привёз их на поезде в Лангомарк и передал Кристофу. Мальчишка, конечно, ещё легкомысленный. Но уже сейчас видно, толк из него будет. Любит мальчик лес. А это главное… Лес — он ведь украшение Земли. Дома… что дома… Даже замки и те стирает время, а леса они вечно будут, покуда плывет по кругу во Вселенной цветущий шарик — Земля.

Размышления о лесе Шрайбер всегда связывал с раздумьями о смысле бытия. Вернее, лес и был для него этим смыслом, и думать о нем было приятно, скользя по тихой лесной дорожке на двух колёсах. Рядом с велосипедом трусила пятнистая красавица Конда. Птицы воздавали хвалу деревьям, а ветер шелестел первой влажной зеленью.

Иоганн Шрайбер тихо посвистывал, вливаясь в райскую симфонию леса, и смолк, увидев согнутые фигурки сквозь паутинку ветвей.

Чтобы не наделать лишнего шума, лесник предусмотрительно оставил велосипед у дороги. Бесшумно, как рысь на мягких лапах, двинулся в сторону беседки. Чутким зверем притаился, замер за ней. Даже Пауль, сколько лет работает в лесу, но и тот не заметил его.

Конда вытянулась, замерла рядом.

Шаг, ещё шаг…

Женщины собирают ветки в кучу, не то, чтобы очень старательно, но работают, даже больная. Не бездельничают и дети, склонилась над стволами, снимают кору. Мужчины, самый старший и самый молодой распиливают ствол. Устали. Пожилой, пожалуй, самый старательный из них всех. А самый ленивый тот, который прихрамывает. Стоит и смотрит, как другие работают. И Пауль сидит себе, покуривает, ничего не говорит.