Вероника Тутенко - Дар кариатид

Но любопытство одержало верх над застенчивостью. Нина замедлила шаг, исподтишка взглянула на бойца с веселым звонким голосом.

Высокий, стройный, черноволосый. На вид около двадцати пяти.

Заметив, что девушка робко и быстро окинула его взглядом из-под длинных ресниц, дежурный по столовой засмеялся.

Нина покраснела еще больше и решительно направилась к выходу.

— Придешь еще сегодня? — услышала она вслед. На этот раз голос звучал серьезно, даже немного грустно.

— Приду, — обернулась Нина и, испугавшись собственного голоса, в котором промелькнула робкая надежда на что-то, пока не изведанное, строго добавила: — За обедом.

И почти побежала к выходу, ощущая на себе этот насмешливый, восхищенный взгляд.

Время до обеда тянулось нестерпимо долго. Нина ждала и боялась новой встречи с черноглазым красавцем, а еще больше боялась, что уже никогда не увидит этих насмешливых и серьезных черных глаз.

За полчаса до обеда девушка была уже у полковника.

— Не пора уже, Владимир Петрович?

— Что-то ты сегодня рано, Ниночка, — удивился он. — Наверное, еще и обед не сварили.

Нина покраснела и отвела глаза. Ей показалось, что полковник догадался о причине ее торопливости.

Владимир Петрович был прав. Обед только-только приготовили.

Нина подавила разочарованный вздох. Бойца, имени которого она не знала, в столовой не было.

Раздосадованная на саму себя, девушка торопливо попросила суп и гречневую кашу с отбивными и, не глядя по сторонам, направилась к выходу.

«Наверное, он уже забыл обо мне», — решила она, и тут же снова разозлилась на себя за то, что вот уже полдня думает о мужчине, которого видела всего минуту.

Но вечером, когда Нина поднималась по лестнице в спальню полковника за подносом, девушку снова охватило непривычное беспокойство, к которому примешивалась радость. Наверняка он придет на ужин! Наверняка!..

Из приоткрытой двери доносился хрипловатый женский голос:

— Но ты сам прекрасно понимаешь, война скоро закончится. И что потом? — донеслось до Нины.

— Прошу тебя, Надюша, не начинай снова… — голос Владимира Петровича звучал непривычно напряженно и устало. — Мы же не раз…

Нина распахнула дверь, и полковник смолк на полуслове.

В кресле, небрежно развалившись, полусидела — полулежала дама средних лет в военной форме и нервно, часто затягиваясь, курила сигарету.

Грубоватые черты лица женщины обрамляли небрежные пепельные завитки, верхние пуговицы гимнастерки были расстегнуты…

Увидев Нину, женщина в военной форме удивленно вскинула брови, смерила недовольным взглядом вошедшую девушку и резко отвернулась, раздосадованная не то тем, что прервали разговор, не то появлением незваной гостьи вообще.

Полковник строго посмотрел на женщину, все так же нервно пускавшую кольца дыма.

— Входи, Ниночка. Что стоишь в дверях? — теперь голос Владимира Петровича звучал по-отечески ласково. — Вот что, Ниночка… — полковник обвел комнату взглядом, в котором сквозила растерянность. — Принеси мне картошку с курицей, а товарищу капитану… — мужчина вопросительно посмотрел на женщину в военной форме, но она продолжала молча курить. — … А товарищу капитану принеси блинчики.

Нина кивнула и поспешила покинуть комнату, где, как дымовая завеса, нависли раздражение и обида.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что полковник и «товарищ капитан», как он ее назвал, — любовники.

Не красавица и уже не молода. Она боится его потерять. А у него, наверное, дома жена и дети. А любовница… Не сегодня — завтра кончится война. Забудется походно-полевая жена.

Нина усмехнулась, вспомнив смешное слово ППЖ — так теперь таких называли, и обида за надменный взгляд любовницы полковника сменилась неожиданной жалостью.

Но гораздо важнее было другое… То, что совсем скоро она увидит его…

В столовой было многолюдно. Нина поискала взглядом черные глаза, но его не было ни в очереди, ни за длинным столом, где обычно сидят офицеры.

Девушка рассеянно перечислила все, что заказывал полковник. Для себя попросила кисель, хотя есть не хотелось.

Хотелось забыть. И нестерпимо хотелось увидеть те черные глаза…

Нина вернулась с ужином в комнату полковника в самом мрачном настроении. На этот раз женщина даже не удостоила ее взглядом.

Девушка поставила на стол поднос и быстро вышла из комнаты.

Перед тем, как уснуть, Нина дала себе слово забыть этот обжигающий, черный взгляд.

Утром полковник был не в духе. Женщины с пепельными кудрями в спальне уже не было. Наверное, «товарищ капитан», кажется, он еще назвал ее Наденька, решила все-таки выяснить до конца, что будет с их отношениями, когда закончится война, и все закончилось скандалом.

— Принеси мне что-нибудь мясное, — буркнул полковник, и по выражению его лица Нина поняла, что лучше не уточнять, что именно.

В столовой уже гремела посуда, сливались в веселый гул голоса и взрывы смеха, и надо всем этим откуда-то сверху лились звуки рояля, будто клавиши сами, повинуясь одной лишь гармонии, приходили в движение — так в момент вдохновения руки пианиста уподобляются стихии: дождю или ветру.

Слова этой песни, простые и проникновенные, были у каждого в душе:

«Любимый город, можешь спать спокойно…»

У каждого был свой любимый город… Или село, или деревня…

Нина вздохнула, вспомнив, как по весне белоснежной пеной покрывал Козарь яблоневый цвет.

Мелодия оборвалась резким всхлипом на середине, как если бы внезапно окончился ливень, и еще не успела воцариться в небе радуга.

Нина невольно посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж.

По ступенькам, прихрамывая, спускался белокурый паренек в полосатой больничной пижаме с красной повязкой на левом рукаве.

Он обвел светлыми, будто никогда и не видевшими войны глазами столовую, и Нине показалось, что он на секунду задержал на ней веселый взгляд.

Следом за светловолосым бойцом на лестнице показался другой. Он торопливо и легко спускался вниз, и Нина с радостью узнала в черноволосом красавце того самого бойца с веселым звонким голосом.

Его рука была уже разбинтована.

Он заметил радость в глазах девушки и не скрывал своей.

Они смотрели друг на друга и молчали.

Надо было что-то сказать.

— За завтраком? — вскинул он одну темную бровь-ласточку, хотя это было итак очевидно.

— Да.

— Вы адъютант начальника госпиталя?

— Откуда вы знаете?

— Сказали, — неопределенно усмехнулся вчерашний дежурный по кухне.

— Кто сказал? — спросила Нина, как будто это было важно.

— Разведка доложила, — засмеялся черноглазый офицер.

Нина опустила глаза, не зная, что сказать. Взгляд девушки остановился на красивых руках молодого офицера, которые непостижимым образом казались еще более красивыми от загрубевшей кожи и шрамов. Более красивыми, чем если бы эти длинные, изящные и вместе с тем сильные пальцы украшали перстни с драгоценными камнями. Руки музыканта.