Хидыр Дерьяев - Судьба (книга третья)

К чести Деникина, он постарался, чтобы оборона была достаточной. На каждые сто метров фронта приходилось одно орудие, два пулемёта, двадцать сабель и почти сто штыков. Учитывая вдобавок одиннадцать орудии и тридцать пулемётов бронепоездов да выгодность каахкинских позиций в смысле обзора и обстрела, частям Красной Армии предстояло решить очень и очень нелёгкую задачу.

Возможно, белым удалось бы на какое-то время удержаться в Каахка и даже перейти в наступление, гак как Реввоенсовет из-за осложнившейся обстановки на Актюбинском направлении издал приказ перейти к обороне. Цель этого приказа заключалась в настоятельной необходимости во что бы то ни стало удержать Мервский оазис. Однако, узнав с помощью местного населения, что белые считают невозможным наступление с юга и укрепляют только северные подступы к Каахка, Реввоенсовет изменил приказ на прямо противоположный — перейти в немедленное решительное наступление.

Проделав за двое суток, вернее за две ночи, трудный переход по ущельям и горным дорогам, на рассвете 3 июня красноармейские части развернулись в боевой порядок. Наступление началось неожиданным для белых шквальным огнём артиллерии но железнодорожной станции, забитой эшелонами и бронепоездами.

Результат сказался сразу же — эшелоны белых двинулись к Ашхабаду. Они могли бы уйти, но на пути их оказалось малюсенькое препятствие — мостик длиной всего четыре метра, разрушенный красными подрывниками. Белые спешно бросились чинить его, но много ли сделаешь под непрерывным пулемётным и артиллерийским огнём? Головной поезд двинулся по недостроенному мосту, провалился н намертво закупорил путь.

А красные тем временем, не ослабевая натиска, продолжали развивать наступление. Не помогла Деникину тщательно продуманная оборона, не помогли отборные части. Потеряв около трёх четвертей личного состава и почти всю боевую технику, белые стремительно покатились на запад.

Победа под Каахка дала красным значительные преимущества. Одно из них заключалось в том, что появилась возможность усилить Оренбургский фронт, положение на котором было больше, чем тревожное. Требовала вмешательства и Фергана, где басмачи Мадамин-бека, объединившись с созданной местными баями «армией», представляли серьёзную опасность для Советской власти.

В числе других частей на Оренбургский фронт были посланы два эскадрона туркменской конницы. Среди джигитов одного эскадрона находились и трос наших друзей — Берды, Дурды и Меле. Проезжая мимо Мары, Берды прошептал: «Прощай земля, по которой ступала нога красавицы!» Кого он конкретно имел при этом в виду — Узук или Огульнязик, Берды не сказал бы и сам.

Настали чёрные дни и для Бекмурад-бая. Они жил в своём ауле, но таился от людей, как дикий зверь, страшась кары за участие в борьбе против Советской власти. Насторожённым взглядом он ощупывал каждого постороннего, приближающегося к их порядку: кто идёт, что несёт, чего ему надо? Конечно, арчин был свой, родной брат Аманмурад, он сообщит, если большевики предпримут какие-то меры против тех, кто помогал белым. Но это было слабым утешением, и Бекмурад-бай укладывался спать для верности на крыше мазанки и неизменно ложил в изголовье взведённый кольт. Будь что будет, но врасплох его не застанут.

Однажды, не успел он ещё уснуть, к его кибиткам свернул вооружённый джигит. Бекмурад-бай распластался на крыше мазанки, как пустой бурдюк, вытянув перед собой руку с пистолетом. Амансолтан, спавшая во дворе, торопливо поднялась навстречу приезжему.

— Бекмурад-бая дом? — вежливо поздоровавшись, спросил джигит.

— Ёк, — ответила Амансолтан, суетливо оправляя на себе платье.

— Хозяин где?

— Нет его.

— Куда ушёл?

— Сами не знаем.

Джигит повернул коня. Следя за ним, Бекмурад-бай увидел, что он поехал к речушке Агачлы, где его ждали десять-двенадцать вооружённых всадников. Все они направились по дороге к городу.

— Хе! — удовлетворённо выдохнул Бекмурад-бай. — Хотели взять как спящего зайца, да ничего не получилось! А ведь расстреляют, проклятые, если попадусь им в руки, обязательно расстреляют. Я со своими джигитами немало ихних уложил…

Жена с трудом подтащила лестницу к мазанке. Бекмурад-бай, поскрипывая перекладинами, спустился на землю. Амансолтан взволнованно спросила:

— Видел всадника-то?

— Видел! — буркнул Бекмурад-бай.

— Это не Аллак?

— Признала?

— По-моему, он самый и есть. Разве не погиб он под Тедженом?

— Значит, узнала? — повторил Бекмурад-бай.

— Узнала! — подтвердила Амансолтан. — Это он!

— Ну, если он, значит, не погиб. Я его тоже узнал.

— Вот недоумок! — воскликнула Амансолтан.—

Чего же он тогда спрашивает, дом ли это Бекмурад-бая? Забыл, что ли?

— Они ничего не забывают! — зло проворчал Бекмурад-бай. — Ты не обращай внимания, что спрашивают, смотри, что им нужно.

— Ой, не ложился бы ты больше здесь! — сокрушённо вздохнула Амапсолтан. — Лучше в джугару иди спать.

— Придётся.

Бекмурад-бай скатал свою постель, сунул её под мышку и зашагал к посевам джугары.

— Осторожнее, смотри, — сказала ему вслед Амансолтан. — Змеи там могут быть. Или скорпионы.

— Пусть лучше скорпионы жалят, чем большевики! — донёсся из темноты голос Бекмурад-бая.

Как говорится, каждый думает о своём, а плешивая девка — о муже. Так и получилось с Бекмурад-баем. Аллак приезжал к нему вовсе не затем, чтобы арестовать.

Не время ещё. было думать о сведении счетов с махровыми врагами Советской власти. Хватало других забот. Фронт передвинулся уже за Кизыл-Арват, по хлебом его по-прежнему снабжали Теджен и Мары. Несмотря на то, что год был урожайным, как и предыдущий, доставать зерно стоило немалых трудов. Бедняки делились своими запасами более или менее охотно, но они сами имели слишком немного, а баи и зажиточные дайхане своё зерно припрятали. Чтобы не прибегать к силе, большевики решили попробовать уговорить их на добровольную сдачу части зерна. Затем и приехал к Бекмурад-баю Аллак.

Большую помощь в хлебопоставках могли бы оказать аульные комитеты. Старые арчины, естественно, поддерживали баев, всячески способствуя им и покрывая их. Надо было спешно создавать аульные власти из среды бедняков.

Когда прошёл слух, что назавтра состоятся выборы в сельский комитет, богатеи аула решили собраться и обсудить, как им вести себя на сходке. В прежние времена собрались бы, конечно, у Бекмурад-бая. Но сейчас он предпочитал перенести центр внимания с собственной персоны на кого-нибудь другого. Он даже посоветовал, чтобы собравшиеся вообще не упоминали о нём.

Вели-бай, взявший на себя руководство собранием, вытянул губы трубочкой, словно собирался ущипнуть ими, подумал и согласился, что так действительно будет лучше.