Хидыр Дерьяев - Судьба (книга третья)

Для солидности пригласили и ишана Сеидахмеда. Он, едва войдя, сразу же осведомился, почему не видно Бекмурад-бая. Ему пояснили, что Бекмурад-баю нездоровится, мол, потому он и не пришёл. Ишан удовлетворился ответом, сел на оставленное для него место и начал заваривать чай. Собравшимся не терпелось поделиться своими сомнениями, однако они терпеливо молчали, ожидая, пока заговорит ишан — так предписывал обычай.

— Слух прошёл, что вместо арчинов выбирают кемтеты, — заговорил ишан Сеидахмед, промочив горло двумя пиалами чая. — Всяких неразумных, скудных умом назначают туда. Ваш парод кого выбирать будет?

— Завтра посмотрим, — отозвался Вели-бай. — Эти большевики никак не удовлетворяются тем, что создал аллах, хотят своими руками мир переделать. Сам аллах разделил люден на бедных и богатых и богатым дал класть. Землю создавал — и то в одном месте ниже сделал, в другом выше. Как это большевики сумеют всех бедных богатыми сделать?

— Руками ничего не исправишь, Вели-бай! — внушительно произнёс ишан Сеидахмед. — Каждый думает, что он своими руками делает, а это всё по воле аллаха совершается. С начала жизни и до самой смерти у каждого его судьба на лбу написана. Ии зёрнышка в тёмных уголках земли, ни влажности, ни сухости, как сказано в писании, не минет помысел всевышнего. Ты не съешь и не выпьешь больше того, что тебе предназначено. Кончилась твоя норма — кончилась и жизнь.

Ишан Сеидахмед замолчал и поднёс с губам пиалу. Один из сидящих покачал головой.

— Всё это так, ишан-ага, но что станем делать, если завтра в ауле выберут кемтет, который будет бросать тебе твою долю, как собаке, лежащей на старой подстилке?

Второй добавил:

— Завтра какой-нибудь голодранец остановится на коне у твоего порога и начнёт орать: «Почему не платишь налог?»

— Ай, правду говорят люди, что косолапому тесна дорога, безумному — округа, — заметил третий. — Эти, которые будут кемтет, не поместятся ни на дороге, ни в округе. Наверно, выгоним их скоро.

— Для того, чтобы руководить, ум нужен.

— Э, если бы они были умными, не ходили бы оборванцами.

— Что уж и говорить! Тупо сковано — не наточишь, глупо рожено — не научишь.

— Их и учить-то не придётся. Если правительство поддерживает, кемтет и без ума обойдётся.

— Верные слова! Пёс с поддержкой и барса одолеет.

— Конечно, если кочерга длинная, руку не замараешь!

— Ай, люди, у плывущих в одной лодке жизнь общая — давайте думать, как от кемтета избавиться.

— Давайте думать, только злить их нельзя.

— Ничего! Собаку и погладить можно, если палки из рук не выпустил!

— Воистину сказано: враждуй с эмиром, но не враждуй со сторожем.

— Эх-хе-хе! — завздыхал ишан Сеидахмед. — Сказано: «Когда упокоят их ангелы, они будут бить их по лицам и хребтам». Думал, что умру, не увидев позора земли — не получилось так. — На глазах его показались слёзы, покатились по морщинистым старческим щекам. Ишан их не замечал. — Во все времена находились безбожники, но карал их аллах страшными карами. Был такой Немрут, — считал себя выше аллаха, пророка Ибрахима приказал в горящую печь бросить. Могуч был Немрут, а послал на него аллах малого комара, и влетел комар в ухо Немруту, и проник в мозг, и умер Немрут в муках и стенаниях. Постигнет казнь и большевиков, утверждающих, что бога нет. А вы, люди, не избирайте в кемтет тех, кто способен стащить саван умершего. Выбирайте уважаемых, имущих, мудрых. Они нынче — ваш меч и ваша опора.

Ишан упёрся руками в пол, пытаясь подняться. Ему помогли, и он, вздыхая и всхлипывая, вышел из кибитки. Его проводили сочувственными взглядами.

— Совсем согнулся наш ишан-ага.

— Да, постарел.

— Говорят, с тех пор, как его младшая жена сбежала в город, он совершенно опустился.

— Любой опустится. Хорошая жена — сокровище, плохая — гибель.

— Ай, зачем ему на старости лет нужна молодая жена?

— Посмотрим, что вы, уважаемый, скажете, когда сами постареете.

— Я своих жён на соль сменяю.

Однако за шутками крылась тревога. Собравшиеся просидели до поздней ночи. Потом те, что жили рядом, стали расходиться по домам, пришедшие издалека улеглись спать у Вели-бая.

На следующий день в центре аула стали собираться люди на выборы комитета. Это было ново и необычно, поэтому пришли даже те, кто обычно в подобных случаях предпочитал отсиживаться дома. Но ведь раньше арчи-нами избирали богачей, а теперь главой аула должен был стать бедняк! Люди возбуждённо переговаривались, поглядывали на арбу, возле которой стояли несколько стариков, аульный писарь и Аллак — местный житель, ныне являющийся представителем городских властей, а в глазах аульчан — Советской властью.

Собрание открыл Аллак. Он взобрался на арбу и попросил внимания. Шум стих быстро — всем было интересно, кого им предложат в новые, советские арчины.

— Товарищи! — сказал Аллак. — Я обращаюсь к бедноте, к тем, кто всю жизнь батрачит, к дайханам-середнякам! Мы собрались здесь, чтобы выбрать себе новую аульную власть. Это будет не арчин, не один человек, а несколько — сельский комитет. Арчины всегда держали руку баев, купцов, ишанов и прочих дармоедов, комитет же будет оказывать помощь тем, кто трудится — беднякам, наёмным рабочим, середнякам. Поэтому вы не должны выбирать тех, кто поддерживает баев. Нужно избрать люден, самих испытавших, что такое бедности. Вы должны понять, что государство большевиков — это государство трудового народа и управлять им должен трудовой народ.

— Разве теперь нет государства баев? — крикнул кто-то из толпы.

— Нету! — ответил Аллак.

— А налоги баи тоже не станут платить?

— Налоги будут платить вдвое больше, чем бедняки.

— Как-то непонятно получается. Если государство — бедных, значит и налоги должны платить только они.

— А когда было государство баев, разве бедняки не платили налогов? — рассердился Аллак. Успокоившись, продолжал: — Речь сейчас не о налогах идёт, а о выборе комитета.

— До каких пор будет комитет существовать? — не унимались в толпе. — Пока чернорубашечники не придут?

— Пусть не беспокоят вас ни чернорубашечники, ни англичане. Их баям ждать надо, а не вам. Сто лет ждать! Но сто лет ни один бай не проживёт, даже самый толстый.

По толпе прокатился смешок — люди оценили шутку. Однако делу это не помогло. На предложение называть имена тех, кого аульчане хотели бы видеть в своём комитете, люди сперва отмалчивались, с сомнением поглядывая друг на друга. Потом толпу словно прорвало — имена кандидатов посыпались, как горох из прохудившегося мешка. Поначалу могло показаться, что всё идёт, как надо — не было названо нм одного имени знатного бая или богача. Однако на проверку вышло, что почти все названные являлись либо родственниками баев, либо людьми, так или иначе связанными с богатеями. Видимо, сказывалось веками внушаемое презрительное отношение к бедноте. Даже сами бедняки и те не называли кандидатов из своей среды.