Владислав Глинка - Повесть о Сергее Непейцыне

— Не знаю. А что такое будет?

— Дядюшкин день рождения, сорок два года исполнится. Ужасно как много, правда?

На этом вопросе Маркелыч заиграл новый танец, и к Соне подошел, приглашая ее, Осип.

«Вот так счастье мне валит!» — ликовал Сергей, идя к стенке, которую «подпирали» кадеты, не садившиеся при взрослых.

Почти тотчас к ним подошел толстый Румовский.

— Не знаете ли, герои, какой смешной игры? — спросил он.

— Я знаю, — сказал Сергей, осмелевший от разговора с Соней. — Игра в муку и пулю.

— Вот не слыхал! Рассказывай, в чем она…

Выслушав, профессор сказал:

— Что ж, оно, кажись, дело. Только в здешнем дому мука сыщется, а пули, полагаю, век не бывало. Где твои пистолеты, господин подполковник?.. Вот я и говорю… Ну ничего, достанем.

Через полчаса, в перерыве между танцами, Степан Яковлевич вынес на середину залы столик, поставил поднос с мукой, громогласно объяснил, в чем состоит игра и кто ее рекомендовал, сделал линейкой горку, положил пулю и приказал Сергею начать.

Помня, как действовал Моргун, Непейцын сделал все быстро и так удачно, что нисколько не запачкался.

— А ну, позволь я теперь, — сказал внимательно следивший за ним Верещагин. И выбелил только кончик носа.

Потом все стали подходить к столику. Соня и Даша выпачкались пуще других — обеих так разбирал смех, что подняли тучи мучной пыли. А закончил игру Румовский, который непритворно чихнул в муку и так серьезно уверял, будто нечаянно проглотил пулю, что Мария Кондратьевна с тревогой допытывалась, где же она в самом деле.

Идучи с товарищами в камору, Сергей ликовал: «Вот и в пятницу будет опять так же хорошо!..»

Но следующий вечер у Верещагиных оказался не похож на прежние. Кроме дня рождения, праздновалось производство хозяина в полковники. Играли военные музыканты, танцевали взрослые дамы и кавалеры. Маркелыч, Даша и взятые из чужих домов лакеи и горничные прислуживали, и никто не звал их участвовать в играх.

Первым кавалером был не Осип, а ротмистр Мертич, более чем когда-либо заслуживший прозвище «Мельник»: не в ботфортах, а по-бальному в белых шелковых чулках и башмаках. Чаще других дам он приглашал Соню, после танцев присаживался около нее, и Сергей не решался подойти к своей приятельнице. Но, заметив его взгляд и продолжая слушать, что говорит ротмистр, Соня так выразительно кивнула Сергею, что, выждав момент, когда музыканты изготовились играть очередной танец, он перебежал залу и поклонился. Соня встала и подала ему руку.

— Ах, ловок, молодец! — сказал Мертич таким точно тоном, как хвалил его на манеже.

— Правду говорят, что он очень сердит бывает на уроках? — спросила Соня, когда они сделали несколько шагов.

— По-моему, за дело сердится. Самый любимый мой офицер.

— А дядюшка?

— Господина полковника я больше почитаю, но не назвал оттого, что к строю не касается…

— А вы хорошо верхом ездите?

— Господин ротмистр одобряет. Я с детства учен дяденькой. Он мне отца заменил да и матушку. Он самый лучший человек, какого знаю… — От Сониного ласкового взгляда Сергею хотелось еще рассказывать.

— Вы через танец меня пригласите, — сказала она. — Я вам памятку припасла, но сейчас не достать. Надо, чтоб наготове была, из руки в руку передать. — Она чуть пожала пальцы Сергея.

— Почему же через танец, а не в следующий? — спросил он.

— Чтоб господин Мертич вам не отомстил на манеже за меня.

— За танец с вами я что угодно вытерплю! И он не таков, чтоб из личности придираться…

При начале следующего танца ротмистр подстерег Соню, входившую в зал, и повел в первой паре. Несомненно, они были и самая красивая пара. Уверенно ведя свою даму, Мертич рассказывал такое, отчего она все время смеялась. Но кончился танец, и, разыскав глазами Сергея, она вновь кивнула ему. Он подбежал.

— Англез я обещала monsieur Непейцыну.

Ротмистр поклонился и пошел приглашать другую даму.

— Держите, не выроньте, — сказала Соня, когда музыка заиграла и они стали в пару. — Памятка со значением. Я ею не шучу. Ведь и вы не шутите со мной? Правда? — В ладони Сергея оказался маленький предмет в шелковой бумажке. — Сейчас, когда будем танцевать vis a vis, переложите за перчатку.

— Я не шучу и спасибо, что вы не шутите, — сказал Непейцын, когда они опять пошли рядом и ее чистое розовое ушко оказалось близко.

Вскоре позвали ужинать, и за столом Софью посадили с большими, а кадетов всех в ряд. Но Сергей и здесь был счастлив. Улучив минуту, когда рассаживались, он вышел в переднюю и развернул пакетик. В нем лежало маленькое золоченое сердечко с кольцом наверху и синим шнурочком — то самое, что было на Сониной шее, когда увидел ее за клавесином.

— Что так разрумянился? — спросил Верещагин после ужина. — Гляди не простудись, как в камору побежите.

— Покорно благодарю, господин полковник, я здоров!

Когда все смолкло вокруг, Сергей достал из-под подушки свое сокровище. «Куда спрятать, как сберечь? Ставши офицером, смогу носить его на шее… Вместе с крестом, что ли? Ну и что плохого? А здесь спишь да в баню со всеми ходишь, сразу увидят. Отнесу-ка Филе на сохранение, как ни жаль расставаться. Объяснять ничего не стану — сверточек, и всё. А пока несколько дней поношу, как талисман. Рубаху наглухо застегну…»

В мае Криштафович рассказал Сергею, что видел, как от верещагинского флигеля отъехал дорожный тарантас. В нем уезжали Соня, Даша и Маркелыч.

— Я им шляпой отсалютовал, а Соня мне платочком, — повествовал Андрей. — А на крыльце стояли полковник с полковницей и наш Мельник.

Опять побежали летние дни — езда и пеший строй на плацу, учебные стрельбы на Выборгской стороне, проездки капральством до Красного кабачка, купание, игра в городки, в свайку, воскресный отдых у Фили и глубоко ото всех припрятанные мечты, как осенью вновь увидит Соню.

Из внешнего мира до кадетов дошло, что императрица путешествует по недавно завоеванным областям, что там ей показывают вновь построенные города, верфи, крепости и будто она всем довольна.

В августе Греческий корпус выпустил двенадцать офицеров. В их числе получил производство в мичманы Никола Адрианопуло. В новеньком белом мундире с зелеными лацканами, худой, темноликий, зашел он проститься с Сергеем.

— Завтра едем с Георгиади на Черное море. Можно бы еще тут пожить, но мы хотим туда, где потеплей и порохом пахнет.

— Какой порох? — удивился Сергей. — Войны и в помине нету. Императрица по югу путешествует.

— Путешествуя, смотр делает войскам и флоту. Да и турок я знаю: Крым отдали — опять его отнять захотят.

— Ну, такому не бывать!

— Конечно. От Егора тебе поклон. Вчера на дачу к генералу ездил проститься.

— А чего он там? Ведь эту зиму не хворал совсем.