Владислав Глинка - Дорогой чести

«Что бы я без его наставлений делал?» — думал городничий.

При обходах наведывались в полицейские будки. Их было четыре, в каждой жило по два «служивых», и дяденька строго пробирал их за неряшество, ворошил тулупы и войлоки на нарах, гнал в баню. Вглядываясь в дощатые тротуары, проложенные на главных улицах, он замечал подгнившие тесины, кликал хозяев домов, перед которыми пролегали, и, тыча пальцем в неисправность, приговаривал:

— В три дня изволь новые настлать. Ужо, как тонуть в грязи начнем, чинить труднее станет.

Зайдя в любой двор, требовал показать положенное хозяину при выходе на пожар — багор, топор или ведро. Исправны ли?

— Горючих главных времен суть два, — учил Семен Степанович, — в средние зимы, когда топят утром и вечером, отчего тесовые переборки и чердачные стропила легко возгораются, а второе — под конец лета, когда самой природой все высушено и утром при стряпне, а ввечеру в банях огонь мигом силу берет. Но в любое время года на пожары надобно тебе елико возможно спешить. Прикинуть, отколь ветер дует, как соседние строения отстаивать, что велеть заливать, а что рушить; передачи ведерные из баб установить, около вещей вытащенных верный караул поставить. Здесь распоряжением своим городничий ободрить и направить обывателей должен.

В лавках, не стесняясь покупателей, дяденька бранил купцов:

— Ты что вчера старухе Печоркиной гнилой канифас подсунул? Нынче придет, изволь обменять, а то деньги верни.

— Помилуйте-с, Семен Степанович, наше дело продать, а покупателю смотреть, — возражал бородач.

— Побойся бога, Ефимыч! Старуха подслеповата, да в лавке твоей темень египетская. Или хочешь у нас в обманщиках ходить?

— Да куда ж мне эдакий товар девать? Старуха и то едва сносит, ей помирать пора, — пытался отбиваться купец.

— Кто раньше помрет, то один господь ведает, — наставлял Семен Степанович. — И бог-то, имей в виду, таких слов, как твои, вот как не любит. Не сделаешь, как я велел, так, гляди, протопопа попросим в воскресенье проповедь сказать, — помнишь, как в Евангелии расписан, кто вдову обманет? Хорош будешь, когда на весь собор поименно ославят. Гноишь товар да старухам сбываешь…

— Не я сгноил — приказчик, подлец, недосмотрел…

— Так и дери с приказчика шкуру за вину его, а не с покупателя. Ну, говорить ли отцу Николаю?

— Помилуйте, Семен Степанович! Уж посылайте старуху…

Вечерами засиживались за самоваром, читая законы, относящиеся к градоправлению, обсуждая виденное за день.

— Ты в самое спокойное время приехал, — сказал однажды дяденька. — Крещенская ярмарка сзади, на ней обязательно и драка, и воровство, а вторая у нас на троицу. Кулачное тоже к великому посту кончают — ведь и здесь зимой по воскресеньям Соборная да Заречная стороны на Ловати сходятся. Конский бег и тот на масленой последний раз бывает. Купчиков молодых, ежели не пугнуть, обязательно кого-то стопчут.

— А как их пугать? Наверно, тоже надобно самому с квартальным на гуляньях присутствовать? — спросил Сергей Васильевич.

— Разве я тебе не рассказывал? — оживился дяденька. — В девяносто пятом, кажись, году завелся тут наездник молодой, купец Мурзин. Отец помер, ему хорошее имущество оставил. Не женат, без матери, стал гостей принимать, завел рысачка серого, саночки-бегунки, а себе шапку соболью, шубу, бархатом крытую, — сокол, да и только! А у нас все воскресенья после рождества заведено по Смоленской улице вперегонки ездить, а по Соломенской и Екатерининской для красы шагом мимо гуляющих проезжать, себя показывать. Порядок разумный — на этих тесней — Новодевичья церковь углом на улицу выпирает. Пытался тут Мурзин с другим молодым купцом, Чудаковым, в резвую пускаться и сряду ребенка сбили, на счастье — без увечья. Потом еще старика. Я вызвал их, запретил: «Гоняйте, мол, по Смоленской или за город». Так ведь там не оценят их молодечества. А тут еще купца Филиппова дочки-невесты жили и в окошки на героев любовались. На следующее воскресенье донесли мне, что опять по Екатерининской гнали, бабу сшибли и деньгами от ней откупились. «Ну, погоди!» — я-то решил. Взял двух будочников поздоровей, отдал им приказ, какой увидишь, и пошел на Екатерининскую. Смотрю, Мурзин махом по улице гонит, только народ, как куры, во все стороны разбегается. Я на дороге встал и машу рукой. Остановился: «Чего изволите, ваше высокоблагородие?» — «Мой приказ забыл, чтоб тут не гоняться?» Врать начал: конь горяч, виноват, не сдержал… «Ну, командую, делайте, ребята, что я велел». Будочники сразу по хорошо точенному ножу из рукава, да по гужам, по чересседельнику, по вожжам — раз-раз-раз и вывели коня под уздцы из оглобель. А я приказываю: «Жеребца, как виноватого, ко мне на конюшню под арест». — «Помилуйте, ваше высокоблагородие! Да я…» — «Посиди тут, одумайся, молодец честной», — ему говорю и пошел за конем. Народ собрался, крик, смех — сидит посередь улицы в санях без лошади и вожжей, обрезки в руках. А я так подгадал, чтоб под самыми окошками Филипповых. Вот он — прыг с саней да бежать от страму. С тех пор кончились по Соломенской да Екатерининской гонки.

Спокойное для городничего весеннее время было нарушено в апреле заботами, небывалыми в практике старого полковника. Неким утром почтмейстер прислал Непейцыным указ Сената о том, чтобы две трети крестьян, собранных прошлую осень в земскую милицию, распустить по домам, а треть, составленную из «молодых и способных к строевой службе людей», сдать в очередной набор, выдавши рекрутские квитанции их помещикам и старостам селений государственных крестьян. А в особой инструкции предлагалось губернаторам наблюсти образцовый порядок при движении на родину отпущенных ополченцев, за каковой ответственны городничие и земская полиция.

— Наконец то надумались! — заворчал дяденька. — Полгода шестьсот тысяч мужиков голодом да бездельем морили…

— Но ведь в первом указе обещано, что всех после конца кампании в дома их возвратят, — напомнил Сергей Васильевич. — Значит, обманом дело оборачивается.

— В первый ли раз! — усмехнулся Семен Степанович. — Но ты бога благодари, что с набором, значит, в сем году возиться не придется, и думай, как прокормить вояк сих, когда через город поплетутся. Про то небось сенатский указ умалчивает? Пиши сряду две бумаги: одну экстра-почтой губернатору, чтоб разрешил вытребовать из запасного продовольственного магазина ну хоть сто пудов муки да двадцать круп. Сколько их через Луки пройти может? О том с капитан-исправником потолкуй, спроси, сколько от уезда нашего ушло, да и сбрось половину на рекрутов да на покойников…

— А как оповещу, когда пойдут, чтоб пищу в городничестве получали? — спросил Сергей Васильевич.