Владислав Глинка - Дорогой чести

— Я взял с собой, кажись, только пятьдесят рублей. Если у тебя есть, то трать, я дома отдам.

— Верно, и он своих сколько-то принесет, — заметил Филя. — И может, вам, сударь, время с нами не тратить? Мы ведь отсюда, может, еще в Апраксин, чтоб получше да подешевле сыскать.

— Я-то рад в толпе не толкаться, — согласился Непейцын.

У Гостиного он отдал Филе деньги, поздоровался с ожидавшим Петей и приказал Кузьме ехать обратно, когда совсем близко услышал радостный возглас:

— Тебя ли, Славянин, вижу? — И рядом с его скромными дрожками остановилась сверкающая лаком коляска, из которой молодцевато выпрыгнул рыжеватый генерал, разом заключивший Непейцына в объятия. Затем оправил шляпу с белым плюмажем и как бы невзначай распахнул шинель, показывая звезду ордена Анны.

Всмотревшись в самодовольное лицо, Сергей Васильевич узнал Шванбаха.

— Какими судьбами, герой любезный? — продолжал тот. — Я думал, ты продолжаешь супостатов губить… А знаешь ли следствие приятное того, что Витгенштейн о подвигах ваших доносил?

— Знаю, читал, — ответил Непейцын. — Но наши маленькие успехи что ж такое в сравнении с делами главной армии?..

— Скромность — святая добродетель, — благосклонно улыбнулся Шванбах, показав мелкие зубки. — Но я сейчас не про бой толкую, а про награду за оный, которой на груди твоей не вижу.

— Какую награду?

— Я ж тебя и спрашиваю, знаешь ли про нее? Ну, так поздравляю! Четвертого дня самолично видел рукою его величества проставленные награды на донесении графа Витгенштейна. Тебе Георгий четвертой степени назначен.

— Георгий? Да ты не шутишь?

— Я, братец, монаршей волей шутить не стану, — снисходительно усмехнулся Шванбах.

— Тогда спасибо за радостную весть, — поклонился Непейцын. — Но вижу, и тебя поздравить можно. — Он указал на звезду.

— Да, недавно удостоен. Из нашего выпуска — третьим. Граф Алексей Андреевич, понятно, уже давно, Дорохов Иван и я.

— А не помнишь ли, кто и чем вместе со мной пожалован?

— Помню. Там же родич мой, Карл Балк, Владимиром с бантом награжден. Неудачник, лет тридцать в армейских драгунах — и всё штабс-капитан. А потом полковник казачий, тоже Георгием, и Владимирами, кажись, двое: майор какой-то и поручик колонновожатый. Остальным — Анны третьей степени. Щедро государь наградил, слов нет, но как раз вовремя донесение Витгенштейна пришло, чтоб дух в публике поддержать… Так приехал бы к нам на Фонтанку, Аврора Богдановна рада будет. Я ей говорил про твое геройство, и она отозвалась, что в Туле ты ей представлен.

— Спасибо, но я на днях назад, здесь по делам только.

— Жаль, мы бы рады, право. У нас по пятницам вечера…

«Эх, дяденька не дожил! — подумал Сергей Васильевич, оставшись один. — Но не напутал ли Иоганн? Да нет, похоже на правду, так всех перечел… Может, купить по кресту Буткевичу и Паренсову? Ведь в армии не достанут… И не нужно ли что подарить Соне, чтобы память осталась об этих днях?.. А кольца, кольца-то — вот голова!»

После обеда он снова выехал с Песков и у ювелира на Невском купил перстенек с алмазиком и бирюзой, венчальные кольца, один Георгиевский и три Владимирских креста: в последнюю минуту захотелось порадовать и неудачника Балка. Кузен-генерал небось не пошлет ему подарка.

Филя возвратился часов в пять, усталый, с мокрыми висками.

— Сюртучную пару, жилетов два, белье, сапогов пару купили. А шинель заказали-с, — доложил он Непейцыну.

— Неужто готовой не нашли?

— Все хлам-с предлагали. А тут сукно выбрали доброе и подкладку без сноса. Десяткой дороже, зато век будет стоять.

— Сколько же всего издержали?

— Семьдесят два рубля. Из них Петра Егорыча собственных двадцать пять. Вот сдача-с. Полная кипировка, кроме шляпы.

— На нее не хватило, что ли?

— Нет-с, а, говорит, гости свадебные шляпы моей все равно не увидят. Тот же резон насчет шинели твердил, едва уломал.

Вечером Непейцын спросил Софью Дмитриевну, хочет ли она, чтобы Филя остался в Петербурге.

— Конечно, хочу. Все-таки бывалый мужчина в доме, как Маркелыч раньше, — ответила она. — Да сам-то согласен ли?

Позвали Филю. Непейцын сказал ему, что был бы спокойнее, если б они с Ненилой пожили здесь, пока он в походе.

— Мне, сударь, в Ступине сейчас без занятия весьма скучно, — ответил Филя, не задумавшись. — Здесь же завсегда что-нибудь сыщется, хоть, к примеру, мебели перечинить. Так что ежели Ненила Федоровна сюда приедет и Моргун подводу даст кой-какой струмент перевезть, так лучшего и желать нам нечего-с…

В эти дни Непейцын много ходил на механической ноге, натер культю и в канун свадьбы дал ей отдых — ведь во время обряда предстояло стоять.

— Вот, Филя, нету искусника Кулибина, чтоб снова сделать такую, как первая, — сказал он, лежа в прежней комнате тетушки.

— Думал и я про то, сударь, — отозвался Филя, подстругивавший что-то в оконной раме. — В Академию наук ходил узнавать, не приезжает ли когда Иван-то Петрович в Петербург. Нет, говорят, николи не бывал из Нижнего, куда после отставки съехал. Мастеришку-шорника Терёшку изволите помнить? Пьяница и болтун, а руками искусник. Он ведь стакан самый делал, который наминки вам не давал. Пустился его искать. Так удивления достойно — пятидесяти годов в ополчение после пожара Москвы ушел…

В церковь Сергей Васильевич ехал с Выборгской на своих дрожках с Марфой Ивановной, а сзади на извозчицких поспевали оба шафера. Софья Дмитриевна в легком розовом платье показалась жениху необыкновенно красивой, и хотя еще накануне он наказывал протопить церковь, не жалея дров, но все время тревожился, чтобы не простудилась. Самому-то было жарко от тугого воротника, и парило поясницу, где на обшитый замшей охват механической ноги легли белые суконные рейтузы, мундир и накрепко стянутый шарф.

Венец над невестой держал Петя, и хотя он менял не раз руку, жестяная корона так сильно дрожала, что вправленные в нее стекляшки, изображавшие драгоценные камни, явственно дребезжали. А Яша только на миг отпустил свой, шепнув еле слышно: «Меняю пальцы!» На счастье, венец был невелик, и голова Непейцына не прошла в него глубже, чем следовало.

Как в тумане слышал Сергей Васильевич пение и вопросы священника. После венца он поспешил накинуть на молодую теплый плащ, в то время как ее поздравляла величавая Мария Ивановна в серых шелках и с крупными жемчугами на шее. За ней к Сониной ручке подошел высокий, представительный Михайло Матвеевич в профессорском мундире с золотым шитьем. За ним поздравляла Марфа Ивановна в фиолетовом платье, поспевшем к сроку, потом соседки — вдовые чиновницы, Маркелыч и Филя в праздничных сюртуках.

За столом на пятнадцать персон служил Федя, впервые натянувший белые перчатки. И делал все по правилам, недаром обучался у Маркелыча, не верившего больше в свои ослабевшие руки.