Владислав Глинка - Дорогой чести

— Терёшка? — отозвался Непейцын. Ему представилось, что перед ополченцами запевает веселый петербургский шорник.

— Какой Терёшка, сударь? — удивился Федор.

Сергей Васильевич сообразил, что, когда Кулибин делал ему ногу, нонешнего камердинера не было еще на свете, и спросил:

— Так кто же?

— Да соляной пристав господин Сарафанчиков.

— Ты не ошибся?

— Как бог свят, они-с. Я их за гитару таково запомнил.

— Эй, Кузьма, придержи, пропустим мимо ополченцев.

Действительно, перед ротой бородачей шел Сарафанчиков, при шпаге, в сюртуке, перепоясанном шарфом, и в кивере. Увидев Сергея Васильевича, подбежал и, поздоровавшись, присел в тарантас.

— Да-с, да-с, — отвечал он на вопросы. — Надоело соль в анбаре взвешивать. Хочу отечеству послужить на поле чести, как пишут-с. Читал про вас и гордился, что знаком… Покорнейше благодарю, мне ничего не нужно-с, я с ротой из одного котла. Пока строю обучаем, а квартиры в городе, по обывателям. Через неделю, сказано, выступление. Петербургские ополченцы уже под Полоцком храбростью отличались… Слышал про дяденьку вашего, царство ему небесное… Ну, прощайте-с, побегу к своему месту…

— И развязка стала вовсе другая, — заметил Федор. — Экие молодцы! Истинно ротный командир, хоть и в егеря.

После Порхова ехали по осыпанной снегом дороге — такой ранней зимы не помнили и столетние старики. В Луках опять кормили лошадей, и Непейцын сам пошел к почтмейстеру узнать новости за неделю, что был в пути. Тут услышал о Малоярославецком бое, узнанное от курьера, ехавшего из главной армии к Витгенштейну.

— Загнали Бонапарта обратно на ту же голодную дорогу, по которой на Москву шел, — торжествовал Нефедьев. — Но страх-то каков? Городишко вроде нашего, и пять раз друг от друга рвали…

— А от Полоцка что слышно? — спросил Сергей Васильевич.

— Ничего после штурма. Раненых навезли тьму. Все крепостное строение и половину домов заняли. Я едва от постоя отбился.

Опять завернули поклониться заботливо разметенной Аксиньей могиле дяденьки. Над прахом Шалье уже встал крест. Пробыли сутки в Ступине, чтобы дать передышку тройке и захватить двух верховых. Французский лекарь жил, по словам дворовых, смирно, все ел да спал. Непейцын просил Моргуна по-прежнему править вотчиной.

— Правил-то Семен Степанович, а я только сполнял, — ответил Ермолай. — Стану теперь один стараться, хотя вот как хотел бы с французом переведаться. Ухом хромать стал, а в руке сила еще есть. — Он вынул из кармана медный пятак и, упершись о доску подоконника, согнул его желобом.

— Вот блажной! Подоконник щербиной спортил! — забранилась случившаяся при разговоре Аксинья. — Места другого не сыскал силу казать, как в Семена Степановича горнице!

— Уж вы за меня по-драгунски, — покосившись на нее, попросил старик и махнул кулаком, будто рубанул кого-то.

В этот вечер Сергей Васильевич открыл ящик дяденькиного стола. Вот пачка писем от друга единственного, Алексея Ивановича, — жив ли он?.. Так же аккуратно связаны письма от него самого, крестника, вплоть до последних из армии. А вот розовые листочки с детскими каракулями. Чьи же? Ах, верно, писания бедной дяденькиной жены Анны Федоровны, которую обучал грамоте уже после венца… Ее же, видно, прядка волос. Нет, нельзя это трогать. Взять крест Георгиевский, а остальное снова запереть. И поселить здесь Аксинью, чтоб берегла все, как при нем было.

Сгоревшие, пробитые ядрами дома Полоцка говорили о недавнем штурме, а на улицах суетились обыватели, офицеры и военные лекари. Шла бойкая торговля, из трактиров вырывался кухонный чад. От коменданта Непейцын узнал, что штаб корпуса находится в местечке Чашники. Близ него три дня назад было жаркое дело, а сегодня оттуда пригнали тысячу пленных, которых не знает, куда девать и чем кормить. Теперь против нашего корпуса, кроме войск Удино и Сен-Сира, бьются свежие дивизии маршала Виктора, но и к графу подошли подкрепления из Риги, и у нас стало до сорока тысяч.

Дорога от Полоцка к Чашникам поразила путников. По сторонам ее, в поле, под снегом, валялось множество брошенных французских повозок и зарядных ящиков, торчали ребра и копыта павших лошадей. На оглоблях и дышлах, нагло поглядывая на проезжих, сидели сытые вороны. Тут же не раз видели и людские трупы. По этой дороге отступал теснимый нашим авангардом корпус Сен-Сира. Его полки прошлое лето были в боях, потом у Полоцка впроголодь жили в сырых землянках, а здесь узнали морозы и снег. Под русской телегой на высоком ходу Непейцын увидел трех французов, сидевших тесно прижавшись друг к другу. Со стороны поля это убежище было завешено рогожей, и снег не полностью засыпал солдат. У одного голова была не покрыта, и ветер, свистевший над равниной, шевелил, перебирая, его рыжеватые волосы. День клонился к вечеру, и при меркнущем свете Сергею Васильевичу показалось, что этот несчастный чуть повернул к нему свое желто-серое лицо.

— Стой, Кузьма! Федор, посмотри, никак, живы! — приказал он, доставая дорожную флягу с водкой. — Дай им глотнуть…

Федор проворно выскочил из кибитки, подбежал к французам и, тотчас возвратясь, повалился на свое место.

— Мертвые? — спросил Непейцын.

— У всех глаза давно выклеваны, — ответил слуга не своим голосом. — А который к дороге спиной, тот вовсе баба молодая… К чему баб на войну берут! Ох, Сергей Васильевич, страх какой!

До штаба корпуса добрались на второй день. Сюда нынче привезли известие о победе под Вязьмой. В одних полках служили молебны, в других уже звучала музыка, жгли большие костры.

Генерал Довре только что вернулся в свою избушку с завтрака у командира корпуса, раскрасневшийся и веселый. Он принял Непейцына ласково и поздравил с Георгием. Сергей Васильевич благодарил и сказал, что хотел бы выразить те же чувства графу Витгенштейну. «Ученый филин» ответил, что будет вполне удобно сделать это, когда получит новое назначение.

— Какое же, ваше превосходительство? — спросил Непейцын.

— Мы думали снова к другу вашему Властову. Он сейчас со своей бригадой и с драгунами у Друи, заслоняет нас от Макдональда. Но на днях мы их сюда подтянем. От нонешних вестей и Макдональд хвост подожмет. Четыре тысячи убитых, столько же пленных, знамена, орудия. Но где же нонче пристанете?

— Может, у драгунов, ежели они близко.

— Ямбургский полк верстах в двух, в селении Элласталь. Найдете? А с дороги отдохнувши, снова сюда явитесь, будем со службой решать. Что же все в волонтерах? Я графу доложу…

Буткевич встретил Сергея Васильевича как родного и пригласил остановиться в занятой им хатёнке. Поздравил с орденом и сказал о своем. Непейцын спросил самым невинным тоном: