Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Увы, человек небезгрешен, особенно если это великий человек, — сказал утешительным тоном Аладиль. — У великих людей и грехи великие, не только свершения и подвиги.

— Я рад находить в вас приятного собеседника. Редко встретишь человека, в коем молодость сочеталась бы с благоразумием и вежливостью. Отведайте вот этого блюда. Здесь, в Яффе, его готовят как нигде хорошо. Мне оно страшно нравится, хотя я опять, кажется, забыл его название.

— Куббех машвийех [106] Куббех машвийех — арабское блюдо ливанского происхождения, приготавливаемое в виде котлет из рубленого мяса с луком и особыми специями, обжаренных на горячих углях. , - с улыбкой подсказал Аладиль.

— Да-да, именно куббех машвийех, — закивал Ричард. — И мне стал очень нравиться ваш язык, хотя, честно признаюсь, поначалу дико раздражал.

— Так всегда бывает, — рассмеялся Аладиль. — Думаете, мне доставляло удовольствие учить французский, которым меня стали пичкать с детства, готовя к войнам против вас? Мне он казался омерзительным, натужным, варварским. Но постепенно я начал находить в нем прелести, а потом и вовсе полюбил. Скажите, я сильно, по-вашему, коверкаю слова?

— Ничуть не коверкаете. Хотел бы и я выучить арабский в той же полноте, в какой вы знаете мой язык. Не согласились бы вы, любезнейший Аладиль, стать моим учителем? Мне кажется, общаясь с вами, я быстрее усвою все сложности и стремительно продвинусь.

— О, охотно, Мелек-Риджард! Для меня это величайшая честь! Если бы знали, как сильно я уважаю вас, как преклоняюсь пред вашей доблестью и полководческим умом, равным уму Кайсара, как мы называем Юлия Цезаря. Я читал, кстати, его «Галльскую войну». Сочинение, почитаемое во всем мусульманском мире.

Ричарду стало совестно, что сам он так и не осилил до конца книгу великого Цезаря. Он поспешил перевести разговор на другую тему. Заговорили о сыновьях Саладина, коих у жизнелюбивого султана было аж семнадцать душ.

— Сколько же лет вашему брату? — спросил Ричард.

— Великому султану Салах-ад-Дину ибн-Аюбу исполнилось пятьдесят три года, — дал ответ Аладиль.

— Сколько? Аддаишь? Уахед уахамси-и-ин?! Пятьдесят три?! — воскликнул Ричард, заодно упражняясь в арабских числительных.

— Да, — улыбнулся Аладиль, — но только пятьдесят три будет «тлатех уахамсин». «Уахед уахамсин» — это пятьдесят один. А что вас, собственно, так удивило?

— Мне показалось, ему только лет сорок, — покачал головой английский король. — Он очень молодо выглядит.

— Потому что крепок здоровьем и не разрушает себя наслаждениями, — сказал Аладиль.

— Забавно, что в ваших числительных, — заметил Ричард, — сначала идет три, а потом пятьдесят, два и двадцать, девять и сорок. У нас же сперва обозначается десяток, а потом то, что сверх него.

— Тут нет ничего удивительного, — пояснил брат султана Египта, — Ведь мы все читаем справа налево, а вы — слева направо. Удивительнее то, что германцы произносят многозначные числительные так же, как мы. Drei und funfzig, zwei und zwanzig, neun und vierzig, und so weiter. [107] Пятьдесят три, двадцать два, сорок девять и так далее ( нем .).

— Скажи пожалуйста! — восхитился Ричард, — Вы и немецкий знаете!

— Гораздо хуже, чем французский. Должно быть, потому, что французы больше причиняют нам хлопот, чем немцы.

— Это точно! — рассмеялся Ричард, все сильнее очаровываясь Аладилем. — Говорят, и в переговорах с Саладином Конрад куда сговорчивее меня. Но думаю, если бы Барбаросса не утонул столь глупо, он бы тоже мог вас пощипать. Хотя в битве при Леньяно он проявил себя не лучшим образом. Так что, подружился ваш брат с маркграфом Конрадом?

— Как сказать… Салах-ад-Дин не любит предателей, а Конрад ведет себя предательски по отношению к вам. Как-то раз он даже похвастался, что его терпение иссякнет и он разгромит вас и короля Гюи в крепкой битве, чтобы вы не путались у него здесь под ногами. Правда, потом он сообразил, что хватил лишку, и старался говорить о вас только хорошее. Кажется, против вас лично он ничего не имеет. Но короля Гюи ненавидит люто, вслух желает ему гибели.

— Еще бы! Ведь тогда он станет новым Иерусалимским королем. Хотя у меня какое-то предчувствие, что он добьется трона раньше, нежели Гюи скопытится.

— Скопытится?.. — не понял Аладиль.

— То бишь помрет.

— Надо запомнить это слово.

— Не стоит. Оно довольно грубовато. Когда я был маленький, я воспитывался в грубой крестьянской семье. Таков у нас обычай — благородных детей отдавать на некоторое время на воспитание крестьянам, чтобы они могли с детства окрепнуть. Так вот, обычно моя мамушка Шарлотта так говаривала: «скопытиться». Еще она говорила: «Середка сыта, концы играют». После сытного обеда неплохо бы нам поразмяться. Не желаете ли покататься по окрестностям? Недавно с Кипра привезли мне отменную лошадку. Если она вам понравится, я подарю вам ее.

— С удовольствием принимаю ваше предложение, — утирая губы салфеткой, ответил Аладиль. — Куда мы отправимся?

— Я хотел бы еще раз наведаться в Эммаус.

— Эн Ришар!.. — тихонько промолвила Беренгария, которая доселе сидела тихохонько, как мышка, зная обычай сарацин не вмешивать женщин в свои разговоры.

— Не волнуйся, любовь моя, ведь я теперь буду в таком важном сопровождении, — поспешил успокоить ее Ричард.

— Да! — развел руками Аладиль. — Все мы наслышаны о подвиге Мелек-Риджарда и восхищены им. Как раз прознав про ваш набег на Эммаус, Саладин и попросил меня: «Брат мой, — сказал он, — поезжай к Альб-аль-Асаду и вырази ему мое восхищение».

— А многие считают мое приключение безрассудством.

— Смелость часто граничит с безрассудством. Но ведь и вера в Бога безрассудна, ибо рассудок внушает нам, что нельзя верить в то, чего никогда не видел. Однако тут мы благоразумно не подчиняемся рассудку.

— Прекрасно сказано! Истинное бонмо! — восхитился Ричард. — «Благоразумно не подчиняемся рассудку». Амбруаз! Ты записал сии слова?

— Разумеется, ваше величество, я записал это благоразумное рассуждение.

В дороге беседы с Аладилем продолжились. Они ехали рядом, Ричард и брат Саладина, а свита и того и другого держалась чуть поодаль, ибо они хотели поговорить с глазу на глаз. К счастью, короля Гюи в тот день не было в Яффе — он отлучился в Сен-Жан-д’Акр, а не то пришлось бы и его принимать в собеседники, невзирая на то что он частенько бывал неучтив, особенно в разговорах с врагами.

— Скажите, любезнейший Аладиль, — сказал Ричард. — Саладин по сей день гневается на меня за казнь заложников?

— Конечно, гневается, — откровенно признался брат султана. — Он жаждет дня, когда представится случай жестоко отомстить. Но притом он понимает, что ваше злодейство было вынужденным, и уважает ваш праведный гнев. Жаль только, что вы казнили так много заложников. Ведь нам теперь придется зарезать столько же ваших, когда мы возьмем их в плен.